"Собачья комедия" литературы стоила, однако, поэту тоже много крови.

С 1830 года литературная критика дружно ополчилась против Пушкина.

Во главе своры продажных писак, ринувшихся на поэта по науськиванию Бенкендорфа, был Булгарин - одна из самых характерных фигур гнусного николаевского времени. Фигура эта сыграла столь зловещую роль в жизни поэта, что о ней придется сказать подробнее.

Фаддей Венедиктович Булгарин учился в кадетском корпусе, служил в уланском полку, бывал в походах 1805 - 1807 годов, храбростью не отличался и, по словам его приятеля Н. Греча, когда наклевывалось сражение, старался быть дежурным по конюшне. Перед войной 1812 года Булгарин изменил присяге, переметнулся к французам и воевал теперь уже против русских. Грабил с французами Москву.

В 1814 году он был взят в Пруссии в плен, но скоро попал под амнистию в связи с окончанием войны. Стал искать средства к существованию, не брезгая ничем. Выведя Булгарина под именем "Нового Выжигина", Пушкин отмечал основные этапы его биографии в этот период: "Выжигин без куска хлеба. Выжигин ябедник. Выжигин торгаш... Выжигин игрок.

Выжигин и отставной квартальный... Встреча Выжигина с Высухиным".

Высухин это, конечно, Н. Греч. Булгарин смекнул, что журналистика может быть делом доходным, вошел в доверие к Гречу и стал вместе с ним издавать журнал "Сын Отечества", а затем и "Северную пчелу".

Этот ловкий беспринципный человек имел одну всепоглощающую страсть: не было на свете такой подлости, которую бы он не совершил ради наживы. При этом он обладал недюжинной энергией, умел завязывать нужные связи и знакомства, втираться в доверие. С утра до вечера таскался он по сенаторским и прокурорским передним, навещал секретарей и адъютантов всемогущих людей, привозил игрушки и лакомства их детям, подарки женам и любовницам. Не уставал кланяться и кланяться, льстиво шутил, сыпал остротами.

Выдавая себя за польского патриота, он сошелся с Грибоедовым, был вхож к Бестужевым, Тургеневым, Рылееву, Батенькову. Через последнего усердно искал знакомств и связей в окружении Аракчеева.

После подавления декабрьского восстания насмерть перепуганный Булгарин выдал полиции своего собственного племянника, а затем стал верным псом и осведомителем Бенкендорфа.

Внешность Фаддея Венедиктовича вполне соответствовала натуре:

в облике его было что-то бульдожье. А. Я. Панаева так описывала его в воспоминаниях: "Черты его лица были вообще непривлекательны, а гнойные воспаленные глаза, огромный рост и вся фигура производили неприятное впечатление. Голос у него был грубый, отрывистый; говорил он нескладно, как бы заикался на словах"50.

В конце 1829 года Дельвиг объявил о предстоящем издании "Литературной газеты". Булгарин не на шутку испугался соперничества и стал уже подсчитывать возможные убытки. Узнав к тому же, что в "Литературной газете" будет сотрудничать и Пушкин, он совсем потерял голову и забрызгал "конкурентов" ядовитой слюной.

В фельетоне "Анекдот" Булгарин так обрисовал Пушкина под видом одного французского писателя: "Он природный француз, служащий усерднее Бахусу и Плутусу, нежели Музам, который в своих сочинениях не обнаружил ни одной высокой мысли, ни одного возвышенного чувства, ни одной полезной истины, у которого сердце холодное и немое существо, как устрица, а голова род побрякушки, набитой гремучими рифмами, где не зародилась ни одна идея; который, подобно исступленным в басне Пильпая, бросающим камни в небеса, бросает рифмами во все священное, чванится перед чернью вольнодумством, а тишком ползает у ног сильных, чтоб позволили ему нарядиться в шитый кафтан; который марает белые листы на продажу, чтоб спустить деньги на крапленых листах, и у которого одно господствующее чувство - суетность".

Булгарину этого показалось мало, и в своей очередной повести (он пек их как блины) он изобразил поэта Свистушкина: это - "маленькое, зубастое и когтистое животное, не человек, а обезьяна".

Пушкину пришлось открыть ответный огонь: опубликовать в "Литературной газете" статью "О записках Видока". В чертах Видока - французского полицейского сыщика, доносчика, авантюриста и вора легко угадывался Булгарин: "Представьте себе человека без имени и пристанища, живущего ежедневными донесениями, женатого на одной из тех несчастных, за которыми по своему званию обязан он иметь присмотр, отъявленного плута, столь же бесстыдного, как и гнусного, и потом вообразите себе, если можете, что должны быть нравственные сочинения такого человека".

Чтобы у читателя не возникло никакого сомнения насчет того, кто действительно имелся в виду под именем Видока, Пушкин опубликовал эпиграмму:

Не то беда, Авдей Флюгарин,

Что родом ты не русский барин,

Что на Парнасе ты цыган,

Что в свете ты Видок Фиглярин:

Беда, что скучен твой роман.

Булгарин не одинок в травле поэта. Н. Полевой печатает памфлет, где изображает поэта льстивым вымогателем у богатых вельмож, который пишет им хвалебные стихи за право обедать по четвергам. Затем пародия того же Полевого за подписью "Обезьяний". А в "Вестнике Европы" появилась эпиграмма Н. Надеждина "К портрету Хлопушкина":

О, Гений гениев! Неслыханное чудо!

Стишки ты пишешь хоть куда;

Да только вот беда:

Ты чувствуешь и мыслишь очень худо!

Хвала тебе, Евгений наш, хвала,

Великий человек на малыя дела!

Публиковались стишки и похлеще, где уже не стеснялись прямо называть Пушкина:

И Пушкин стал нам скучен,

И Пушкин надоел:

И стих его не звучен,

И гений охладел.

"Бориса Годунова"

Он выпустил в народ:

Убогая обнова