2

Пеплом собственным одевшись, был извержен В хлябь вешнюю: Мое рожденье было За Кудмою-рекой В земле Нижегородской. Отец мой прилежаще пития хмельного, А мати -- постница, молитвенница бысть. Аз ребенком малым видел у соседа Скотину мертвую, И, во ночи восставши, Молился со слезами, Чтоб умереть и мне. С тех пор привык молиться по ночам. Молод осиротел, Был во попы поставлен. Пришла ко мне на исповедь девица, Делу блудному повинна, И мне подробно извещала. Я же -- треокаянный врач -Сам разболелся, Внутрь 1000 жгом огнем блудным, Зажег я три свечи и руку Возложив держал, Дондеже разженье злое не угасло. А дома до полночи молясь: Да отлучит мя Бог -Понеже бремя тяжко, -В слезах забылся. А очи сердечнии При Волге при реке и вижу: Плывут два корабля златые -Всё злато: весла, и шесты, и щегла. "Чьи корабли?" -- спросил.
– - "Детей твоих духовных". А за ними третий -Украшен не золотом, а разными пестротами: Черно и пепельно, сине, красно и бело. И красоты его ум человеческий вместить не может. Юнош светел парус правит. Я ему: -- "Чей есть корабль?" А он мне: -- "Твой. Плыви на нем, коль миром докучаешь!" А я, вострепетав и седше, рассуждаю: Аз есмь огонь, одетый пеплом плоти, И тело наше без души есть кал и прах. В небесном царствии всем золота довольно. Нам же, во хлябь изверженным И тлеющим во прахе, подобает Страдати неослабно. Что будет плаванье? По мале времени, по виденному, беды Восстали адовы, и скорби, и болезни.

3

Беды восстали адовы, и скорби, и болезни: От воевод терпел за веру много: Ин -- в церкви взяв, Как был -- с крестом и в ризах По улице за ноги волочил, Ин -- батогами бил, топтал ногами, И мертв лежал я до полчаса и паки оживел, Ин -- на руке персты отгрыз зубами".

В село мое пришедше скоморохи С домрами и с бубнами, Я ж -- грешник, -- о Христе ревнуя, изгнал их, Хари И бубны изломал -Един у многих. Медведей двух великих отнял: Одного ушиб -- и паки ожил -Другого отпустил на волю. Боярин Шереметьев, на воеводство плывучи, К себе призвал и, много избраня, Сына брадобрица велел благословить, Я ж образ блудоносный стал обличать. Боярин, гораздо осердясь, Велел мя в Волгу кинуть. Я ж, взяв клюшку, а мати -- некрещеного младенцу Побрел в Москву -- Царю печалиться. А Царь меня поставил протопопом.

В те поры Никон Яд изрыгнул. Пишет: "Не подобает в церкви Метание творити на колену. Тремя перстами креститеся". Мы ж задумались, сошедшись. Видим: быть беде! Зима настала. Озябло сердце. Ноги задрожали. И был мне голос: "Время Приспе страдания. Крепитесь в вере. Возможно Антихристу и избранных прельстити"...

4

Возможно Антихристу и избранных прельстити. Взяли мя от всенощной, в телегу посадили, Распяли руин и везли От Патриархова двора к Андронью, И на цепь кинули в подземную палатку. Сидел три дня -- не ел, не пил: Бил на цепи поклоны -Не знаю -- на восток, не то на запад. Никто ко мне не приходил, А токмо мыши и тараканы, Сверчок кричит и блох довольно. Ста предо мной -- не вем кто -Ангел, аль человек, -И хлеба дал и штец хлебать, А после сгинул, И дверь не отворялась. Наутро вывели: Журят, что Патриарху Не покорился. А я браню и лаю. Приволочили в церковь -- волосы дерут, В глаза плюют И за чепь торгают. Хотели стричь, Да Государь, сошедши с места, сам Приступился к Патриарху -Упросил не стричь. И был приказ: Сослать меня в Сибирь с женою и детьми.

5

Сослали меня в Сибирь с женою и с детьми. В те поры Пашков, землицы новой ищучи, Даурские народы под руку Государя приводил. Суров был человек -- людей без толку мучит. Много его я уговаривал, Да в руки сам ему попал.

Плотами плыли мы Тунгускою рекой. На Долгом на пороге стал Пашков С дощеника мя выбивать: -- "Для тебя-де дощеник плохо ходит, Еретик ты: Поди-де по горам, а с казаками не ходи". Ох, горе стало! Высоки горы -Дебри непроходимые. Утесы, яко стены, В горах тех -- змии великие, Орлы и кречеты, индейские курята, И многие гуляют звери -Лоси, и кабаны, И волки, и бараны дикие -Видишь воочию, а взять нельзя. На горы те мя Пашков выбивал Там со зверьми и с птицами витати. А я ему посланьице писал. Начало сице: "Человече! убойся Бога, Сидящего на херувимех и презирающего в бездны! Его ж трепещут Силы небесные и тварь земная. Един ты презираешь и неудобство показуешь".

Многонько там написано. Привели мя пред него, а он Со шпагою стоит, Дрожит. -- "Ты поп, или распоп?" А я ему: -- "Есмь протопоп. Тебе что до меня?" А он рыкнул, как зверь, уда 1000 рил по щеке, Стал чепью бить, А после, разболокши, стегать кнутом. Я ж Богородице молюсь: -- "Владычица! Уйми Ты дурака того!"

Сковали и на беть бросили: Под капелью лежал. Как били -- не больно было, А, лежа, на ум взбрело: "За что Ты, Сыне Божий, попустил убить меня? Не за Твое ли дело стою? Кто будет судией меж мною и Тобой?" Увы мне! будто добрый, А сам, что фарисей с навозной рожей, -С Владыкою судиться захотел. Есмь кал и гной. Мне подобает жить с собаками и свиньями: Воняем -Они по естеству, а я душой и телом.

6

Воняем: одни по естеству, а я душой и телом. В студеной башне скованный сидел всю зиму. Бог грел без платья: Что собачка на соломке лежу. Когда покормят, когда и нет. Мышей там много -- скуфьею бил, А батожка не дали дурачки. Спина гнила. Лежал на брюхе. Хотел кричать уж Пашкову: Прости! Да велено терпеть. Потом два лета бродили по водам. Зимой чрез волоки по снегу волоклись. Есть стало нечего. Начали люди с голоду мереть. Река мелка. Плоты тяжелы. Палки суковаты. Кнутья остры. Жестоки пытки. Приставы немилостивы. А люди голодные: Огонь да встряска -Лишь станут мучать, А он помрет. Сосну варили, ели падаль. Что волк не съест -- мы доедим. Волков и лис озяблых ели. Кобыла жеребится -- голодные же втай И жеребенка, и место скверное кобылье -Всё съедят. И сам я -- грешник -- неволею причастник Кобыльим и мертвечьим мясам. Ох времени тому! Как по реке по Нерчи Да по льду голому брели мы пеши -Страна немирная, отстать не смеем, А за лошадями не поспеть. Протопопица бредет, бредет, Да и повалится. Ин томный человек набрел, И оба повалились: Кричат, а встать не могут. Мужик кричит: "Прости, мол, матушка!" А протопопица: "Чего ты, батько, Меня-то задавил?" Приду -- она пеняет: "Долго ль муки сей нам будет, протопоп?" А я ей: "Марковна, до самой смерти". Она ж, вздохня, ответила: "Добро, Петрович. Ин дальше побредем".

7

Ин дальше побредем, И слава Богу сотворившему благая! Курочка у нас была черненька. Весь круглый год по два яичка в день Робяти приносила. Сто рублев при ней -- то дело плюново. Одушевленное творенье Божье! Нас кормила и сама сосновой кашки Тут клевала из котла, А рыбка прилучится -- так и рыбку. На нарте везучи, в те поры задавили Ее мы по грехам. Не просто она досталась нам: У Пашковой снохи-боярыни Все куры переслепли. Она ко мне пришла, Чтоб я о курах помолился. Я думаю -- заступница есть наша И детки есть у ней. Молебен пел, кадил, Куров кропил, корыто делал, Водой святил, да всё ей отослал. Курки исцелели -И наша курочка от племени того. Да полно говорить-то: У Христа так повелось издавна -Богу всё надобно: и птичка и скотинка Ему во славу, человека ради.

8

Во славу Бога, человека ради Творится всё. С Мунгальским царством воевати Пашков сына Еремея посылал И заставлял волхва язычника шаманить и гадать, А тот мужик близ моего зимовья Привел барана вечером И волхвовать учал: Вертел им много И голову прочь отвертел. Зачал скакать, плясать и бесов призывать И, много покричав, о землю ударился, И пена изо рта пошла. Бесы давят его, а он их спрашивает: "Удастся ли поход?" Они ж ему: "С победою великой И богатством назад придут". А воеводы рады: богатыми вернемся. Я ж в хлевине своей взываю с воплем: "Послушай мене, Боже! Устрой им гроб! Погибель наведи! Да ни один домой не воротится! Да не будет по слову дьявольскому!" Громко кричу, чтоб слышали... И жаль мне их: душа то чует, Что им побитым быти, А сам на них погибели молю. Прощаются со мной, а я им: Погибнете! Как выехали ночью -Лошади заржали, овцы и козы заблеяли, Коровы заревели, собаки взвыли, Сами иноземцы завыли, что собаки: Ужас На всех напал. А Еремей слезами просит, чтобы Помолился я за него. Был друг мой тайной -Перед отцом заступник мой. Жалко было: стал докучать Владыке, Чтоб пощадил его. Учали ждать с войны, и сроки все прошли. В те поры Пашков Застенок учредил и огнь расклад: Хочет меня пытать. А я к исходу душевному моли 1000 твы прочитал: Стряпня знакома -После огня того живут не долго. Два палача пришли за мной... И чудно дело: Еремей сам-друг дорожкой едет -- ранен. Всё войско у него побили без остатку, А сам едва ушел. А Пашков, как есть пьяной с кручины, Очи на мя возвел, -Словно медведь морской, белой, -Жива бы проглотил, да Бог не выдал. Так десять лет меня он мучал. Аль я его? Не знаю. Бог разберет в день века.