Роман «Земля, до востребования» посвящен судьбе выдающегося советского разведчика, Героя Советского Союза Льва Ефимовича Маневича (Этьена), умершего через пять дней после освобождения из концлагеря 9 мая 1945 года. С 1936 года Этьен жил во Франции под именем австрийского коммерсанта Конрада Кертнера. Он добывал секретные сведения о военной промышленности гитлеровской Германии, но накануне Второй мировой войны был арестован...
Ч А С Т Ь П Е Р В А Я
1
Да, весна в этом году припозднилась. Горожане не доверяют пасмурному небу и не расстаются с зонтиками. Извозчичьи экипажи день–деньской разъезжают с поднятым верхом, а кучера не снимают плащей, отлакированных ливнями, дождями, дождиками и дождичками. Автомобили блестят, словно их заново выкупали в краске. Продавцы сувениров на пьяцца Дуомо не один раз на дню прикрывают лотки клеенчатыми фартуками. Уличные фотографы таскают громоздкие аппараты в непромокаемых чехлах, а сами не расстаются с зонтиками.
Голуби и фотографы кружат по площади в полном согласии. Голуби совсем не пугливы, а фотографы сами могут напугать бесцеремонной навязчивостью. Карманы у фотографов набиты вареной кукурузой: подкормка нужна, чтобы заснять клиента среди порхающей стаи, чтобы за крыльями не видно было самого воздуха и мокрой мостовой. И подобно тому, как голуби хищно дерутся зимой из–за нескольких зерен, фотографы чаще враждуют и ссорятся между собой в такое вот холодное ненастье, когда мало туристов.
Милан сегодня верен себе — небо прохудилось, моросит дождь. Как некстати Этьен оказался без зонтика! Он поднял воротник пальто и втянул руки поглубже в рукава — уберечь крахмальную манишку, уберечь манжеты.
На пьяцца Дуомо он прошел улочкой Томасо Гросси. Одни прохожие там при встречах вскидывают зонтик в руке, вытянутой вверх, а другие опускают зонтик как можно ниже — иначе не разминуться на узеньком тротуаре.
Небо стылое, в рваных тучах. То смутно видна, то исчезает золоченая статуя Мадоннины на шпиле собора. Туман стелется над Миланом холодной, промозглой тяжестью. На пьяцца Дуомо уже горят все восемь фонарей, каждый о шести лампионах, но светят они тускло, как за матовыми и пыльными стеклами.
Этьену с трудом верилось, что часа два назад его в полете ослепляло яркое солнце. Тень от учебного биплана «летающая стрекоза» скользила этажеркой по облачной кровле, прикрывшей Милан. Лишь Мадоннина время от времени показывалась в облачных просветах, чтобы блеснуть позолоченным одеянием и снова скрыться. Асфальт черно лоснился от дождя, все крыши сделались аспидного цвета.
Авиатор Лионелло предполагал, что они утром отправятся в тренировочный полет то ли на аэродром Тревизо, северо–западнее Венеции, то ли на аэродром Христофора Колумба под Генуей. Но куда полетишь, если, как говорят летчики, «консолей не видно»? В такую погоду только упражняться в слепых полетах или летать над знакомыми ориентирами.
На посадочной полосе блестели рябые от ветра, черные лужи. Этьен решился сесть только с третьего захода и все–таки посадил машину грубо, «с плюхом».
Инструктор Лионелло, весь в кожаных доспехах, щелкнул фотоаппаратом, замахал рукой, что–то закричал, но слов нельзя было разобрать из–за шума мотора. «Летающая стрекоза» подрулила и остановилась.
Кертнер отстегнул ремни, сдвинул очки на лоб. Взгляд его привлек стоящий неподалеку истребитель с немецкими опознавательными знаками. Кертнер вылез на крыло, поглядел на истребитель.
— Ну как, Лионелло? — с напускным самодовольством спросил Кертнер, снимая шлем с очками.
— Еще одна такая посадка — и остаток своей жизни вы пролежите в гипсе! — Лионелло не принял шутливого тона. — Захотелось поиграть с грозой? За каким дьяволом вас понесло в центр города? Поцеловаться с Мадонниной? Или снести макушку Дуомо?
Кертнер спрыгнул на мокрую траву и увидел, как рабочие подтаскивают брезент к истребителю. Ими распоряжался летчик в элегантном комбинезоне.
— Вот так встреча! — Кертнер подбежал к летчику, они обнялись. Кертнер повернулся к Лионелло. — Синьор Аугусто Агирре. В прошлом году на воздушных гонках в Англии занял второе место. Кубок короля Георга просто выскользнул из его рук. А это, — Кертнер повернулся, — высокочтимый синьор Ляонелло, мой инструктор. Кажется, сегодня он гордится своим учеником…
— …особенно его идеальной посадкой, — нахмурился Лионелло. Держите, — он протянул фотоаппарат Кертнеру. — Сможете полюбоваться собой.
— Подождите минутку, — попросил Кертнер. — Пожалуйста, еще снимок. На память.
Кертнер и Агирре стали в обнимку на фоне истребителя. Лионелло щелкнул затвором, отдал фотоаппарат и ушел.
— Каким ветром? — спросил Кертнер.
— Контракт с Хейнкелем. Перегоняю эти игрушки за Пиренеи. Но… Агирре показал на грозовое небо.
Рабочие укрывали истребитель брезентом. Агирре помогал им, а между делом спросил:
— Опять собираешься в гости к королю Георгу?
— В этом году кубок разыграют без меня.
— Как всегда, коммерция мешает авиации?
Кертнер беспомощно развел руками.
— Поужинаем? — предложил Агирре.
— Сегодня в «Ла Скала» дают «Бал–маскарад», поет Титто Гобби. Вот если после театра…
— Позже буду занят… Понимаешь, обещал навестить одну скучающую синьору. Здесь замешана женская честь и достоинство испанского офицера… Тебе могу признаться: рад, что застрял в Милане…