Шрифт:
– Уверена, что теперь – да. Рита не стала бы скрывать от мужа присутствие в доме человека, поисками которого он занимается, ведь так?
– Значит, меня пока не нашли лишь благодаря Марку?
– Вы же под присмотром. Кроме того, если бы Марк видел в вас подозреваемую, как вы думаете, он позволил бы своей жене рисковать так собой и дочерью?
Катя от всего услышанного пришла в полное недоумение и еще не знала, как ей отнестись к положению, в котором она оказалась. Ведь если прежде она воспринимала Риту исключительно как художницу, милую женщину, в присутствии которой можно было позволить себе быть откровенной и чувствовать себя в ее доме в безопасности, то теперь она склонялась к мысли, что ее обманули и что все вопросы, которые задавала ей Рита, не что иное, как хорошо срежиссированный допрос ее мужа, Марка Садовникова. Кроме того, она поняла, что близкие Риты явно предали ее, подставили, раз решились открыть ей глаза на происходящее, и еще неизвестно, как отреагирует на это сама Рита, когда узнает, что без ее ведома они позволили себе нарушить все ее планы. Но зачем они это сделали, ведь они же взрослые и неглупые люди, а потому должны понимать, что они ответят за это перед Ритой! Не похоже было, чтобы они сделали это ради того, чтобы досадить ей, это настоящий вздор, они обожают Риту и наверняка уважают Марка. Следовательно, Ксения Илларионовна взяла на себя смелость поступить таким образом только ради спокойствия бьющейся в истерике Кати, чтобы дать ей понять – несмотря на то что она последние дни проживает в доме следователя прокуратуры, расследующего дело об убийстве Лили, она тем не менее вне подозрений, хотя ее потихоньку используют, чтобы собрать побольше информации об убитой. И, главное, произошло все это на самом деле чисто случайно и не было никем подстроено.
Тогда за что Кате обижаться на Риту? За то, что она промолчала, что ее муж и есть тот следователь, который ведет дело Лили? А что было бы, если бы она рассказала Кате об этом? Как повела бы себя сама Катя? Вероятнее всего, сначала удивилась бы, а потом, чтобы не навлечь на себя самое настоящее подозрение, сама рассказал бы Марку о том, когда и при каких обстоятельствах она обнаружила труп подруги. Да, скорее всего, так и было бы, разве что прекратились бы душещипательные и откровенные беседы о Лиле. Но разве Рита, уже зная наперед, что все, что она узнает от Кати о Лиле, будет передано для использования этой информации Марку и направлено на поиски убийцы, и разве сама Катя не хочет этого, чтобы поскорее закончился весь этот кошмар и она узнала бы, кто и за что задушил Лилю? Значит, надо постараться успокоиться, взять себя в руки и внушить себе, что ее окружают люди, желающие ей только добра, и что молчание Риты – лишь способ заставить ее выговориться и дать возможность Марку найти в прошлом Лили ниточку, приведшую ее к смерти, к тому самому нейлоновому чулку, который кто-то накинул на ее нежную шею.
Поэтому, когда вернулась Рита и встретилась взглядом с Катей, она даже заставила себя улыбнуться: мол, у меня все хорошо, можете не волноваться. И лишь поздно ночью, когда вся шумная компания покинула дом и остались только Марк с Ритой да спящая крепким здоровым сном Фабиола, Катя вышла из своей комнаты, подошла к кабинету Марка, где, как она уже знала по предыдущим дням, он работает над деловыми бумагами (правда, раньше-то она думала, что он – бизнесмен или, судя по его виду, какой-то важный чиновник), и постучала.
– Да, Рита. Ты почему стучишь? – Марк энергичным шагом приблизился к двери, распахнул ее и очень удивился, увидев Катю. Несколько секунд он смотрел на нее, пытаясь понять цель ее визита, после чего отошел в сторону. – Входите.
17
Она так долго терла себя губкой и щеткой, так густо намыливалась, сидя по горло в горячей воде в ванне, словно хотела очистить себя от запаха этой скотины, этого недоноска, возомнившего себя половым гигантом, этого насильника, который еще не знает, с кем связался и чем он рискует. А связался он с неврастеничкой, с сумасшедшей бабой, которой давно уже все равно, которая живет одним днем и только считает часы, которые еще пока отпущены ей на свободе. Пройдет какое-то время (а это лишь вопрос профессионализма работников милиции и прокуратуры), и все будет кончено. Тогда чего ждать? Чего медлить? Сто бед – один ответ.
Он появился так неожиданно в магазине «Bell», что когда Лиля его увидела, то, вместо того чтобы обрадоваться при виде знакомого лица (как-никак односельчанин, Мишка Илясов, друг детства, с которым они вместе пекли картошку в поле за деревней, катались на тарзанке, купались в Волге до одури, варили раков на костре, дружно, с остальной детворой, шкодили, бросая дрожжи в уборные соседей, ходили продавать молоко и яйца дачникам), она почему-то испугалась. В животе стало холодно, словно ей в желудок засунули кусок льда. Взгляд – вот что насторожило ее. Он смотрел на нее не как прежний Мишка, которого она знала и считала его своим парнем в доску, а как мужчина – оценивающе и как-то холодно, нехорошо. Так смотрит человек, который задумал что-то дурное и тешит себя мыслью, что у него это непременно получится.
Сделать вид, что она его не заметила, было бы неестественно, тем более что она, увидев его в стеклянных дверях магазина, даже успела машинально кивнуть ему головой – мол, привет. Но у нее была покупательница, причем постоянная, которая никак не могла выбрать себе помаду и которая всегда требовала для себя повышенного внимания, поэтому Лиля не могла ее бросить и сама подойти к Мишке. Вероятно, он оценил ситуацию и, когда покупательница отправилась к кассе, сам подошел к Лиле.
– Ну, здорово, Лилька, – он привалился к витрине и заглянул Лиле прямо в лицо, улыбнулся одними бледными губами. – Как жизнь молодая?
– Да ничего… – Она почему-то покраснела. Глаза его, светло-желтые, стали почти белыми. – Вот, живу, работаю. А что? Тебя мой послал?
Если бы Виталий был жив, то эта ситуация была бы вполне ожидаемой, реальной, тем более если учесть, что Виталька дружил с Мишкой с ползунков, что называется.
– Нет, я сам.
– Ты случайно сюда зашел или знал, где я работаю?
Вместо ответа он неопределенно пожал плечами. Но и она решила не быть назойливой: захочет, сам скажет, к ней ли он пришел, специально, или же просто зашел в магазин, прогуливаясь по городу.
– Разговор есть, Лиля, – вдруг сказал он, и впалые щеки его порозовели. – Отпросись, здесь неподалеку кафе есть, хочу пирожными тебя угостить.
– Миша, спасибо, конечно, но я на работе, ты сам видишь, какой наплыв покупателей, я не могу отпроситься.
– А ты уйди так, не отпрашиваясь, – он был настойчив и пугал ее. – Говорю же – разговор есть. Между прочим, тебя касается.
– Я понимаю…
И вдруг она поняла, зачем он пришел. Не пришел, а приехал и, должно быть, провел в городе не один день, прежде чем нашел ее. Возможно, он знал от ее подружек из Хмелевки, что она работает в парфюмерном магазине, и приехал с твердым намерением разыскать ее во что бы то ни стало. Ее затошнило, словно в магазин вошли люди в форме и, позванивая наручниками, направились прямо к ней. Миша Илясов. Его дом находится неподалеку от того заброшенного дома, где прежде жила баба Марфа и в колодце которого сейчас догнивал Виталий.