Шрифт:
Миша Порубов, хотевший произвести на Комбата впечатление, стушевался.
Получалось, вроде бы он зря старался.
– Не обижайся, Комбат, я хотел как лучше. По-другому уже не умею.
– Я и не обижаюсь. Я рад, что тебя увидел, рад, что у тебя все отлично.
Домой к тебе едем? – глядя за темное тонированное стекло, спросил Комбат. Город уже кончался, шли последние кварталы новостроек.
– Как ты догадался, Борис Иванович?
– Ты, Мишаня, – человек богатый, значит, или в центре живешь, или дом загородный имеешь.
– Точно. У меня и в центре квартира, и дом за городом.
– С женой познакомишь, с детьми.
– Не получится, – вздохнул Мишаня, – у ее родителей гостят, – кривая улыбка появилась на губах бывшего десантника.
Ему снова стало стыдно, потому что он мог позволить себе то, чего не мог позволить себе Комбат. И Мишаня, пряча глаза, произнес:
– Отдыхают.
– Где?
– В Англии. – Так учебный же год начался!
– Сын там и учится, жена за ним присматривает.
Рублев хотел сказать, что семья должна жить в одном месте, но понял, не ему учить Мишаню. у того хоть какая, но жена и сын, а у него никого.
Дом Порубова был виден от самого шоссе, стоял высоко, на горе, большой, словно церковь, и такой же белый. На Комбата он не произвел никакого впечатления. Рублев был приучен ценить в вещах не дороговизну и шик, а удобство.
– Проходи, Борис Иванович, – суетился Порубов, взбегая на крыльцо и открывая дверь перед гостем, – все к твоему приходу приготовил.
Комбат бросил взгляд через плечо, увидел, как микроавтобус заезжает по узкой аллейке к черному входу, увидел, как из него выходят две девушки.
«Зря я Мишаню обижаю, – подумал Борис Рублев, – он старался, как мог, а я – словно баба привередливая, ничем мне не угодишь. Бедно живешь – плохо, богато – тоже плохо. Главное то, что Мишаня по-прежнему боевитый, не спился, не сгулялся. Он и в самом деле, один из первых в городе. Я же этому своих ребят учил».
И все же неприятный осадок в душе Комбата остался. Дом был богато обставлен, комнаты располагались удобно, мебель стояла так, что переставлять ее не хотелось. Но в то же время здесь чувствовалась какая-то нежилая атмосфера.
«Как в мебельном магазине, – определил для себя Комбат. – Вроде и красиво, и удобно, а жить нельзя».
– Вот стол, – указал Мишаня на сервированный на четверых столик с холодными закусками и выпивкой.
Почему стоят четыре прибора, Комбат уточнять не стал. Ясно, что для девушек.
– Комната твоя наверху.
– Верх – это где? – прищурившись, поинтересовался Рублев.
– На третьем этаже. Оттуда вид такой, что закачаешься!
– С утра пить – не дело, – поглядывая на водку, произнес Рублев.
– Баньку протопили, попаришься, отдохнешь с дороги.
– Небось, банька у тебя с наворотами, финская какая-нибудь, с электрическими парогенераторами?
– Нет, – заулыбался Мишаня, – я хорошие вещи люблю. Если что-нибудь японцы хорошее делают – оно у меня дома, если американцы, я тоже покупаю. А вот если русская вещь лучше всех, то и она у меня. Банька у меня чисто русская, с парной.
Комбат чувствовал себя неуютно среди дорогого интерьера. Поставил к кожаному креслу дорожную сумку, подхватил с тарелки веточку петрушки и предложил:
– А давай попаримся!
Мишаня с Рублевым вышли на гранитное крыльцо, скользкое и мокрое от дождя. В воздухе пахло рекой и влажной травой, чуть угадывался запах дыма.
Мишаня расправил плечи и вздохнул полной грудью:
– Люблю природу, она сил придает! Не по дорожке, а прямо по мокрой траве вел Порубов Комбата. Они спускались по склону холма, и чем дальше отходили от дома, тем меньше чувствовалось вмешательство человека в природу.
Кончились бетонные дорожки, кусты из аккуратно постриженных, шарообразных, прямоугольных стали обыкновенными, развесистыми. Яснее пахнуло дымом, но разглядеть баньку пока еще было невозможно, ее скрывали густые заросли орешника.
Застучал под ногами грубый деревянный настил. Банька с первого же взгляда приглянулась Комбату – небольшая, бревенчатая, основательно поставленная. Возле нее простиралась терраса с деревянным настилом, неширокие мостки вели к речушке. В этом месте она делала поворот – так, что получалось небольшое озерцо.
– Вот это я люблю, – признался Комбат, – никаких наворотов, просто и чисто. А главное, никто над тобой зонтик не держит, – он с укором посмотрел на Мишаню. – Настоящий мужик все сам должен делать.