– Подойти к ним можно?

– Спрашиваешь! Это же обыкновенные валенки!

Не пойму только, почему они до сих пор не затеяли резаться в «очко».

– Тогда пошли. Только учтите, что хотя бы один нам нужен живым, иначе ворота придется высаживать.

У периметра они разделились. Подберезский указал Бакланову точное направление, в котором находился окопчик, где засел бандит с пулеметом, и беззвучно растворился в кустах. Борис Иванович выбрал удобную позицию, откуда были хорошо видны ворота ангара, и затаился там с «наганом» Лехи-Большого на тот случай, если кому-то из часовых удастся вызвать подмогу.

Через шесть минут по его часам кусты слева от ворот затрещали и расступились. На заросшую травой асфальтированную дорожку, спотыкаясь, выбрался человек в камуфляжном комбинезоне. Глаза у него были дикие, к потному лицу прилипли листья и комочки земли. Вслед за ним из кустов вышел довольный Подберезский, держа в одной руке рацию, а в другой – армейскую снайперскую винтовку.

– Ну что стал, стояло? – добродушно осведомился он, толкая замешкавшегося охранника между лопаток стволом винтовки. – Давай шевели поршнями!

Борис Иванович покинул свой наблюдательный пост и тоже вышел на дорожку. Пленный вздрогнул от неожиданности и сделал странное движение, как будто намереваясь побежать одновременно на все четыре стороны.

– Тпррр, – сказал ему Подберезский, и охранник послушно замер.

Кусты снова зашевелились, и из них выбрался Бакланов с ручным пулеметом наперевес. Борис Иванович заметил кровь на его пальцах и не стал спрашивать, что случилось со вторым охранником.

– Давай махнемся, Баклан, – предложил Подберезский. – Ты мне свою машинку, а я тебе – : «весло».

– Да, – сказал Бакланов, отдавая ему пулемет и беря в руки винтовку с оптическим прицелом, – так будет лучше.

– Ну вот, – обрадовался Андрей, – а ты говоришь, что ничего не помнишь!

– А я и не помню, – с некоторым удивлением ответил Бакланов. – Просто чувствую, что.., ну что так будет правильно.

– Еще бы ты не чувствовал! – обрадованно воскликнул Подберезский. – Ты же был лучшим снайпером в батальоне! Ну, ты, – обратился он к пленному, протягивая ему рацию и кивая в сторону ворот, – давай-ка сделай так, чтобы этот Сезам быстренько открылся. И постарайся обойтись без фокусов. Мы сюда не шутки шутить приехали, так что твоя жизнь в твоих руках.

– Много болтаешь, – заметил Борис Иванович.

– Зато какой слог! – возразил Бакланов, любовно поглаживая приклад винтовки.

Охранник еще раз обвел их диким взглядом, понял, что деваться некуда, и поднес к губам рацию.

После недолгих препирательств со ссылками на Манохина, чертово пекло, комаров и какого-то Черемиса внутри ангара лязгнул засов, и прорезанная в железных воротах калитка бесшумно распахнулась.

Борис Иванович без лишних слов ударил стоявшего на пороге охранника кулаком, и тот молча улетел в глубину помещения, с жестяным грохотом врезавшись в передок стоявшего там «КамАЗа». Подберезский вздохнул, пробормотал «пардон» и опустил приклад пулемета на голову своего пленника, выводя его из игры. Бакланов передернул затвор винтовки и взял на мушку второго охранника, который, заглянув в ствол винтовки, молча бросил автомат на бетон и поднял руки так высоко, словно хотел дотянуться до потолка.

– Извини, приятель, – сказал ему Борис Иванович, – сегодня мы пленных не берем. Не то настроение.

Охранник не успел даже как следует испугаться.

Комбат ударил его по голове рукояткой «нагана», и он мешком рухнул на бетон. Борис Иванович, не оглядываясь на своих спутников, протиснулся между стеной и бортом грузовика и распахнул дверь, которая вела в упаковочный цех.

Скучавший в компании двух пожилых рабынь другой охранник шагнул вперед, занося для удара дубинку, и нерешительно остановился, мигом оценив превосходство противника в живой силе и вооружении.

Борис Иванович сшиб его кулаком, как кеглю, а шедший следом Бакланов от души пнул его сапогом, окончательно отбив охоту подниматься на ноги.

Подберезский очаровательно улыбнулся женщинам, прижал палец к губам и махнул рукой в сторону выхода, давая понять, что они свободны. Ему показалось, что женщины ничего не поняли, однако ни спорить, ни поднимать шум они не стали и тихо двинулись к дверям.

– Все на пол! – проревел Комбат, врываясь в помещение, где тарахтел и лязгал главный конвейер. – Охране сложить оружие! Здание окружено!

Его последние слова потонули в грохоте автоматной очереди. Зазвенело разбитое стекло, веером разлетелись осколки разбитых пулями бутылок, и один из рабов, охнув, упал у конвейера, обхватив руками простреленный живот.

Комбат выстрелил, упал, перекатился и выстрелил снова. Одна пуля попала в плексигласовое забрало мотоциклетного шлема, украшавшего голову охранника, другая ударила в прикрытую бронежилетом грудь, заставив мертвого вертухая развернуться в падении.

– Броники, Иваныч! – крикнул Подберезский, с колена открывая огонь по галерее. Стоявший там охранник сплясал короткий танец смерти, тяжело кувыркнулся через перила и мешком рухнул прямо на ленту конвейера.