— Нет, — сказала она. — Я поеду одна. А вы лучше займитесь опустошителями.

— Ладно, — ответил Хосвелл. Он вынул из футляра свой стальной лук и начал разворачивать промасленный холст, защищавший оружие от дождя.

— Вы собираетесь убивать их из лука? — спросила она. Хосвелл пожал плечами.

— Это мое оружие. Стреляю в «заветный треугольник»…

Миррима пришпорила коня и проехала под арку, направляясь туда, где на поле битвы лежало больше всего трупов опустошителей. Боринсон, по ее мнению, должен был сражаться в самой гуще. И если где и лежал раненый, то только там.

Вокруг она слышала голоса людей, разыскивавших, как и она, своих близких. Они выкликали разные имена, но крики их означали одно и то же: «Я жив, а ты?»

— Боринсон! Боринсон! — закричала и Миррима.

Она не знала, насколько тяжело он ранен. Но мысленно готовилась к худшему. Если его придавил мертвый опустошитель, это не так уж страшно. Если у него даже распорот живот, выходить его все-таки можно. Что бы она ни обнаружила, она не должна впадать в отчаяние.

Она думала о том, что скажет ему, когда они встретятся: «Я люблю тебя. Я стала воином и поеду с тобой в Инкарру».

Он будет спорить — и найдет убедительные доводы. Например, что стрелять из лука она еще почти не умеет.

Но она его уговорит.

Подъехав к месту гибели горной колдуньи, Миррима учуяла сохранившийся там запах страшных заклятий. Он витал, как туман, над оскверненной землей.

И хотя прошло уже два часа, заклятия все еще действовали. «Ослепни» — было одно из них, и в глазах у Мирримы потемнело. «Иссохни в пыль» — означало другое, и из всех пор ее выступил пот. «Да сгниешь ты, дитя человеческое» — и желудок ее скрутило, а мелкие ранки начало жечь так, словно они внезапно загноились.

Со всех сторон лежали трупы чудовищ. Кристаллические зубы их, похожие на косы, внушали страх. Краем глаза Миррима заметила какое-то движение. И сердце у нее ушло в пятки, когда она поняла, что это открывается пасть одного из опустошителей.

Она начала было разворачивать коня обратно, но успела все-таки разглядеть, что сам опустошитель не двигается и не дышит.

Он был мертв. Просто чудовище остывало, и поскрипывала; открываясь, его пасть. Это сокращались мышцы, как у высыхающего на солнце моллюска.

Миррима огляделась. Пасти постепенно открывались у всех трупов.

В воздухе ощущалась какая-то тяжесть. В траве не стрекотали кузнечики. Не шелестел на ветру ни один листок, ибо опустошители вырвали с корнем все деревья и кусты.

— Боринсон! — позвала она. И поехала дальше, внимательно всматриваясь в выгоревшую землю под ногами, надеясь, что отсветы пожара помогут ей заметить тело мужа.

Возле головы ее прошмыгнуло несколько гри, корчась на лету.

Тут в просвете между лапами одного чудовища она увидела мерцание огня и подумала с надеждой, что вдруг это Боринсон сумел развести костер.

Она поскакала туда. Однако вокруг костра оказалась толпа воинов из Индопала. И при виде их Мирриме стало неприятно, хотя они и сражались нынче с опустошителями на стороне Габорна.

Воины были не обычные. Кочевники, символом особого положения которых служила черная одежда поверх доспехов. На головных уборах их были нашиты длинные стальные пластины, прикрывавшие уши и плечи.

Возле костра лежало девять мертвых Неодолимых Радж Ахтена. Кочевники, должно быть, собирались предать их тела огню.

Среди Неодолимых Миррима заметила девушку с темными волосами, совсем юную. Тело ее покоилось на дорожном платье из дорогого красного хлопка, расшитого золотой нитью узорами в виде переплетающихся виноградных усиков. На голове ее была серебряная корона, оттенявшая темный цвет кожи.

На девушке было прозрачное шелковое платье лавандового цвета, и в руку ей кто-то вложил серебряный кинжал.

Миррима поняла, что это Саффира, жена Радж Ахтена. Габорн послал Боринсона за нею в Индопал, надеясь, что она уговорит Радж Ахтена примириться с Рофехаваном. Габорну ничего не оставалось тогда, кроме как просить о перемирии. Саффира же имела сотни даров красоты и голоса. Она была прекрасней всех женщин мира, и речь ее могла заворожить кого угодно.

Значит, Боринсон все-таки нашел Саффиру и привез ее в осажденный Каррис. И теперь она лежала мертвая, среди мертвых Неодолимых. Миррима решила, что эти воины входили в ее свиту, и подумала, что Боринсон тоже должен быть где-то неподалеку.

Командира индопальцев она определила сразу. На него смотрели все собравшиеся у костра воины, и многие стояли при этом на коленях.

Он сидел на сером имперском коне, глядя на мертвецов, и говорил что-то ровным, угрожающим голосом.

В свете костра казалось, что в его темных глазах блестят слезы. На черном одеянии его, на груди справа виднелась эмблема Радж Ахтена, красный трехглавый волк. Над волками раскинулись золотые совиные крылья, над крыльями горели три звезды.