Говорил, ломая руки, краснобай и баламут Про бессилие науки перед тайною Бермуд, Все мозги разбил на части, все извилины заплел, И канатчиковы власти колят нам второй укол.

Уважаемый редактор, может лучше про реактор, а? Про любимый лунный трактор? Ведь нельзя же, год подряд То тарелками пугают, дескать, подлые, летают, То у вас собаки лают, то у вас руины говорят.

Мы кое в чем поднаторели, мы тарелки бьем весь год Мы на них уже собаку съели, если повар нам не врет, А медикаментов груды мы в унитаз, кто не дурак, Вот это жизнь, а вдруг Бермуды. Вот те раз. Нельзя же так!

Мы не сделали скандала, нам вождя недоставало. Настоящих буйных мало, вот и нету вожаков. Но на происки и бредни сети есть у нас и бредни, И не испортят нам обедни злые происки врагов.

Это их худые черти бермутят воду во пруду, Это все придумал Черчилль в восемнадцатом году. Мы про взрывы, про пожары сочиняли ноту тасс, Тут примчались санитары и зафиксировали нас.

Тех, кто был особо боек, прикрутили к спинкам коек. Бился в пене параноик, как ведьмак на шабаше: "Развяжите полотенцы, иноверы, изуверцы. Нам бермуторно на сердце и бермутно на душе".

Сорок душ посменно воют, раскалились добела. Вот как сильно беспокоят треугольные дела, Все почти с ума свихнулись, даже кто безумен был, И тогда главврач Маргулис телевизор запретил.

Вон он, змей, в окне маячит, за спиною штепсель прячет Подал знак кому-то, значит: "Фельдшер, вырви провода". И нам осталось уколоться и упасть на дно колодца, И там пропасть на дне колодца, как в Бермудах - навсегда.

Ну а завтра спросят дети, навещая нас с утра: "Папы, что сказали эти кандидаты в доктора?" Мы ответим нашим чадам правду - им не все равно, Удивительное рядом, но оно - запрещено.

А вон дантист-надомник, Рудик,у него приемник "грюндиг" Он его ночами крутит, ловит, контра, ФРГ Он там был купцом по шмуткам и подвинулся рассудком, А к нам попал в волненьи жутком и с растревоженным Желудком, и с номерочком на ноге.

Он прибежал взволнован крайне и сообщеньем нас потряс, Будто наш уже научный лайнер в треугольнике погряз. Сгинул, топливо истратив, весь распался на куски, Но двух безумных наших братьев подобрали рыбаки.

Те, кто выжил в катаклизме, пребывают в пессимизме, Их вчера в стеклянной призме к нам в больницу привезли. И один из них, механик, рассказал, сбежав от нянек, Что бермудский многогранник - незакрытый пуп земли.

Что там было, как ты спасся? Каждый лез и приставал, Но механик только трясся и чинарики стрелял. Он то плакал, то смеялся, то щетинился как еж, Он над нами издевался. Ну сумасшедший, что возьмешь?

Взвился бывший алкоголик, матерщинник и крамольник, Говорит: "Надо выпить треугольник. На троих его, даешь!" Разошелся - так и сыплет: "Треугольник будет выпит. Будь он параллелепипед, будь он круг, едрена вошь!"

Пусть безумная идея - не решайте сгоряча, Отвечайте нам скорее через доку главврача. С уваженьем, дата, подпись. Отвечайте нам, а то, Если вы не отзоветесь мы напишем в "Спортлото".

Я гуляю по Парижу

– ---------------

Ах, милый Ваня, я гуляю по Парижу И то, что слышу, и то, что вижу, Пишу в блокноте, впечатлениям вдогонку, Когда состарюсь - издам книжонку.

Про то, что Ваня, Ваня, Ваня, мы в Париже

Нужны, как в бане пассатижи.

Все эмигранты тут второго поколенья, От них сплошные недоразуменья Они все путают, и имя, и названья, И ты бы, Ваня, у них выл в ванне я.

А в общем, Ваня, Ваня, Ваня, мы в Париже

Нужны, как в русской бане лыжи.

Я там завел с француженкою шашни, Мои друзья теперь и Пьер, и Жан, И уже плевал я, Ваня, с Эйфелевой башни На головы беспечных парижан.

Проникновенье наше по планете Особенно заметно вдалеке. В общественном парижском туалете Есть надписи на русском языке.

***

Жил я славно в первой трети Двадцать лет на белом свете И по учению. Жил безбедно и при деле, Плыл, куда глаза глядели, По течению.

Заскрипит ли в повороте

Затрещит в водовороте

Я не слушаю,

То разуюсь, то обуюсь,

На себя в воде любуюсь,

Брагу кушаю.

И пока я наслаждался, Пал туман, и оказался В гиблом месте я. И огромная старуха Хохотнула прямо в ухо Злая бестия.

Я кричу, не слышу крика,

Не вяжу от страха лыка,

Вижу плохо я.

На ветру меня качает

"Кто здесь?", - Слышу, отвечает

"Я, нелегкая".

Брось креститься, причитая, Не спасет тебя свята, святая Богородица. Кто рули и веслы бросит, Тех нелегкая заносит, Так уж водится.