Наконец «бывший» не выдерживает.

— Что же вы так, понимаешь, не по-людски со мной поступаете, — басит, позы не меняя. — Можно было передачу власти торжественно оформить. Для того и реформы демократические делали, чтобы цивилизованной страной выглядеть.

А это у нас традиция такая, только в Расее практикуемая, — каждого «предыдущего» очередной «последующий» пинком в зад выпроваживает. Себя вспомни, как ты в своё время поступил, думаю я, но вслух ничего не говорю. Пусть Сашок выкручивается, раз сам вызвался разговор вести.

И Сашок выкручивается, и с блеском. Спокойно так, с выражением бесстрастия полного на морде лица, говорит:

— Согласно международному праву в данном случае ни о какой торжественной передаче власти речи идти не может. Поскольку де-юре вы перестали быть президентом ещё два месяца назад, то де-факто автоматически прекращается с того момента, когда новый президент входит в этот кабинет.

Молчит «бывший», брови набасурманил, думает. Небось, как я, пытается врубиться, что это за «де-юра» и «де-факта» такие, которые власть у него из-под носа слямзили и «спасибо» не сказали.

— У вас будут какие-то пожелания перед уходом, — ровным голосом спрашивает Сашок, — просьбы?

Набычился «бывший», губами жуёт, с Сашка на меня, туда-сюда, взглядом прыгает.

— Да, — наконец с натугой изрекает. — Урегулировать некоторые вопросы надо.

— Какие?

— Пенсию, жильё, охрану…

Ни одна мышца на лице Сашка не дрогнула, а я с трудом удержался, чтобы не расхохотаться и морду респектабельную сохранить. Надо же, о чём думает! А как перед толпой распинался — никакой корысти для себя, всё во благо России!

— А конкретнее можно?

— Пенсию попрошу назначить мне в размере президентского оклада, — оживает «бывший», свои интересы отстаивая. — Нынешнюю жилплощадь за мной закрепить. Ну и охрану в сорок человек для меня и моей семьи предоставить.

— Всё?

— Я человек нетребовательный, — хорохорится.

— Про дачу забыли, — напоминает индифферентно Сашок.

Тут глазки «бывшего» масляниться начинают, и на морде как бы удовлетворение некоторое проступает.

— Если, понимаешь, посчитаете возможным, не откажусь, — хитрит, реноме радетеля россиян соблюдая.

— Раз такое дело, поступим следующим образом, — скучным, бесцветным голосом начинает Сашок. — Поскольку из ваших еженедельных телеобращений к россиянам следует, что все ваши реформы и указы были направлены исключительно на благо всего народа, то и вам пенсия будет назначена на основе ваших указов на общем основании в размере среднестатистической. Государственный особняк, в свете тех же указов, придётся сдать — взамен получите квартиру в соответствии с общепринятыми нормами. Дачу предоставим обязательно — шесть соток в каком-нибудь садоводческом товариществе. Ну а охрана… Зачем она вам? От кого? Вы ведь так старались всем россиянам лучшую жизнь обеспечить, что вас, по идее, должны на руках носить. А вы — охрана… Ну а если, не дай бог, в садовом товариществе какая-нибудь ссора на бытовой почве случится, скажем, сосед вдруг ни с того ни с сего вас по голове тяпкой приголубит, то мы задействуем все наши силы: и милицию, и следственные органы подключим и обидчика вашего по всей строгости закона накажем.

Каменеет на некоторое время «бывший», но держится. И вдруг нечто вроде улыбки язвительной в наш адрес на лице у него проявляется. Будто мы чего-то такого не знаем, от чего ему по фиг и пенсия, и квартира, и охрана, и дача в придачу.

Я-то действительно не знаю, но Сашок — мужик дока — сразу просекает ход мыслей «бывшего».

— Да, забыл предупредить, — говорит. — Все ваши и вашей семьи банковские счета, как в России, так и за рубежом, временно арестованы.

В самую точку Сашок попадает. Дёргается лицо «бывшего», губа копылится, голос срывается на тон повышенный, заносчивый, всему миру известный:

— Все мои деньги, понимаешь, честно заработаны!

— Вполне возможно, — с неожиданной покладистостью соглашается Сашок, но тут же врезает по полной программе: — Как и денежные вклады каждого россиянина-пенсионера, превратившиеся в пыль в результате ваших реформ. Тем не менее, арест с ваших счетов — если проверка покажет, что они действительно честно заработаны, — будет снят. Но не ранее чем мы возместим нанесённый вашими реформами ущерб всем пенсионерам.

Скрипит зубами «бывший», желваками на морде усиленно двигает, молниями из глаз мечет, но по-прежнему за рамки приличий «протокола» не выходит. Тот ещё кремень.

— Ну а вы почему молчите? — вдруг ко мне обращается. — Что за вас, понимаешь, секретарь распинается? Неужто новый президент старого никаким словом не уважит?

— Почему же, уважу, — говорю степенно, слова растягивая, стараясь в тон Сашку попасть. — Пшёл вон.

В тот же день я первый свой указ подписал — об учреждении при президенте России должности государственного секретаря и назначении на эту должность Александра Николаевича Широкова. Тут, правда, казус небольшой приключился.