— Приедешь, узнаешь, — рявкает Харя. — Кстати, свои «колёса» не трогай, добирайся на «моторе», — заканчивает он и отключается.

Как я понял, «не в духе» о Харе это ещё мягко сказано. Злой он, что чёрт. Видел я однажды его в таком состоянии. Не дай бог тогда под руку попасться… Так что лететь к нему надо как на крыльях.

Начинаю лихорадочно обуваться и тут слышу спокойный голос Пупсика:

— Настоятельно рекомендую вам взять то, что заперто во втором ящике стола.

Я застываю как вкопанный.

— А ты откуда знаешь, что там? — цежу сквозь зубы. Вот это, малец, ты лишнее сболтнул. За такое голову снимают.

Молчит Пупсик, только спокойно смотрит на меня серьёзными глазами. И понимаю я вдруг, что его знание о моей «пушке» сейчас дело десятое, а не принять его совет ну просто никак нельзя.

Сбрасываю куртку, достаю из ящика заплечную портупею с «береттой» и цепляю на себя. Стрелок из меня никудышный — может, пару раз в тире и стрелял, — а «пушку» купил для понта, когда баксы завелись. Второй раз с собой беру. Первый раз брал с год назад, когда приобрёл, и, дурак, Харе похвастался. Увидел он и побелел весь. «Узнает Бонза, — прошипел он тогда, — голову оторвёт. Но я это сделаю раньше. Нас здесь не для того держат — для стрельбы у Хозяина покруче ребята есть. А вот ты, если с ней попадёшься…» С тех пор она и пылится у меня в столе. Но сейчас, чувствую по глазам Пупсика, мне без неё не обойтись.

Выскакиваю из дома и прямиком к своей «вольве» — я всегда её у подъезда оставляю. И никогда никаких даже намёков на угон: вся шантрапа знает, чья машина и чем обернётся, если хотя бы зеркало скрутить. Но тут вижу, на дверцах крупными буквами мелом написано: «Живая рыба». Вот, падлы! Поймаю шутника, он у меня надпись языком слижет!

Уже ключи достаю, чтобы дверцу открыть, но вспоминаю, как Харя мне настоятельно рекомендовал на «моторе» добираться. Дебаты с Пупсиком по поводу «пушки» всё у меня из головы вышибли. Да, но почему нельзя на своих «колёсах»? Что-то не верится, что мы у Бонзы водку жрать будем…

Ловлю «мотор», называю адрес, и едем в пригород, где Бонза на трёх гектарах «фазенду» себе отгрохал. Забор каменный по всему периметру в пять метров высотой, а на территории — особняк трёхэтажный, домики для гостей и прислуги, автономная электростанция, гараж громадный машин на пятьдесят в два этажа под землю и парк с берёзками да ёлочками. Причём, это только то, что глазом видишь. А что под землёй, кроме гаража, можно только догадываться. Я подозреваю, что катакомбы там ещё те — прямой удар баллистической ракеты выдержат.

Водила мне попался весёлый (я на его месте за такую плату тоже был бы рад до беспамятства) и с места в карьер стал меня в разговор втягивать. Всё больше о политике: кого там президент вчера сместил, а кого на освободившееся место назначил. Похихикивает водила, что, мол, как карты ни тасуй, а колода-то краплёная. Оно полезно иногда мнение из толпы послушать, что я обычно и делаю. Но сегодня не до того. Покивал я вначале, а потом так на водилу зыркнул, что он оставшуюся часть пути как воды в рот набрал.

Приехали мы. Расплатился я, вышел, и водила сразу назад дунул. Понимаю его — из будки над воротами «секьюрити» Бонзы в чёрной форме пристально так на машину смотрит, номера запоминает. В подобных случаях простому смертному лучше перед глазами не мельтешить, а то примелькаешься — себе дороже.

Захожу в калитку, а там меня другой охранник встречает. Молча зенками своими вперился и ждёт. Одна рука на поясе, другая — на кобуре.

— Пескарь Борис Макарович, — представляюсь я. Этот ритуал мне уже знаком.

Он кивает.

— Особняк, первый этаж, — говорит.

Ого, думаю, с чего бы это я такой милости сподобился — приёму в особняке? Обычно Харя нас в гостевом домике собирал. Но виду охраннику не подаю и топаю себе по дорожке к дому Хозяина.

У крыльца особняка мне дорогу преграждает ещё один «секьюрити».

— Моя фамилия Пескарь, — сообщаю и ему.

Но он стоит непоколебимо — ноль эмоций — и морду мою изучает. Затем цедит сквозь зубы:

— Вижу, что не акула. Зайди с чёрного входа.

Делать нечего, чапаю вокруг здания, вхожу в дом. И попадаю в небольшую комнатушку, где, развалясь в кресле, сидит вчерашний амбал, который на рынке меня подменил, и лениво хлебает баночное «пепси». Видит он меня и таким это повелительным жестом в следующую дверь указательным пальцем тычет. Мол, тебе сюда. Ни «здрасте» тебе, ни кивка головой хотя бы. Что дорожный указатель. Ох, и нехорошо мне от такого приёма стало, мурашки по спине побежали! Однако куда денешься? Толкаю дверь, вхожу.

Холл большой, два дивана в углу, столик журнальный, несколько кресел. На диванах почти все наши сидят: Оторвила, Ломоть, Дукат и Зубец, в кресле Харя умостился. Нет Корня, но тот вечно в разъездах, да и не совсем он наш, поскольку, кроме Хари, его ещё кто-то, кто повыше «бригадире» будет, за ниточки дёргает. Сидят все хмурые и тоже, как амбал на входе, «пепси» сосут. Нет, определённо водку сегодня хлестать не придётся.