Шрифт:
– Я родила девочку, – сказала она упавшим голосом и разрыдалась.
Максим тем временем, не давая ей опомниться, сунул ей прямо в руки бумажник.
– Это твой бумажник? Проверь, там все, что было?
Дина дрожащими руками открыла его, и все увидели, что он полон денег. За прозрачной пленкой на внутренней стороне бумажника находился черно-белый фотографический портрет молодого парня, светловолосого, красивого, с чудесной улыбкой.
– Это Герман? – спросила Анна.
– Это мой дед, – всхлипнула Дина и, словно по привычке и в то же время в порыве теплых чувств, поцеловала фотографию. – В молодости. Я всегда ношу с собой его портрет. Все говорят, что мы с ним очень похожи. И внешне, и характером. Только он в тысячу раз умнее был.
– А деньги? Все целы?
Дина быстрыми ловкими движениями пересчитала пятисотрублевые купюры, перелистала доллары.
– Да, все в порядке. Вы, – обратилась она к притихшей кастелянше, – вы очень честная и добрая женщина. Я помню вас… Но тогда, в роддоме, вы мне казались настоящим дьяволом… Мы обманывали вас, таскали из буфетной масло, которое вы приберегали для своих товарок, а из вашего огромного шкафа – простыни и пеленки. Вот вам сто долларов. Ведь это благодаря вам я вспомнила что-то…
Она поймала взгляд Матайтиса, который жестом, приложив палец к губам, приказал ей молчать в присутствии Марии Николаевны.
– Берите деньги, не отказывайтесь. Вы дали мне куда больше… – Голос ее дрожал, чувствовалось, что она готова еще многое сказать.
Анна пришла ей на помощь. Взяла деньги и вложила в руку оробевшей кастелянши:
– Возьмите, Мария Николаевна… Дина дает их вам от чистого сердца. Возьмите и забудьте о нашем визите, о Дине и обо всем, что с ней связано.
– А вещи этой Тамары, – сказал Матайтис, – нам придется изъять. Еще хотелось бы узнать телефон вашей бывшей заведующей Клеопатры Ивановны Передреевой.
Кастелянша засуетилась, извлекла из серванта записную книжку и продиктовала все имеющиеся у нее номера телефонов: и Клеопатры, и Анисы, и даже гардеробщицы, дежурившей в ту неделю, когда в роддоме находилась Дина.
Перед тем как уйти, Дина, с растерянным видом оглядываясь на Матайтиса и как бы взглядом прося у него разрешения поговорить еще с кастеляншей, вдруг бросилась к ней и, взяв ее за руки, спросила:
– Мой ребенок? Моя девочка? Она жива? Вы что-нибудь знаете о ней? Она осталась там, у вас?
Максим обнял ее сзади за плечи и буквально оттащил от схватившейся за сердце Марии Николаевны.
– Успокойся. С твоей дочкой все в порядке. Нам ее нужно просто найти… Ты помнишь сестру Анису?
– Аниса? Это же сестра, которая принимала у меня роды…
Дина взглянула на свой живот, провела по нему руками и потеряла сознание.
Глава 15
У Матайтиса
Она пришла в себя уже в машине. Максим вез обеих женщин к себе домой.
– Это не обсуждается, – сказал он твердо, сжимая рукой ладонь Анны и едва сдерживаясь, чтобы не поцеловать ее. Она чувствовала это всю дорогу. – У тебя, Аня, вам делать нечего. Вы обе невольно попали в странную историю и, на мой взгляд, находитесь в опасности. Поэтому-то я вас и везу к себе. Поживете у меня, подумаем вместе, как нам действовать дальше. Дина, соберись, возьми себя в руки. Давайте рассуждать здраво. Теперь, когда ты вспомнила, что родила дочку, можешь ли ты мне рассказать все, что помнишь о своем пребывании в родильном доме?
– Да я все отлично помню. Меня привез туда Герман.
– Кто такой Герман?
– Да мой парень, фотограф, это его дочка.
– Он хотел этого ребенка?
– Конечно, хотел!
– Тогда почему же ты не рассчитывала на него, когда собралась в роддом вместе с детскими вещами? Ты не была уверена, что он заберет тебя оттуда с ребенком?
– Конечно, не была уверена. Ведь Герман, как я уже говорила, фотограф… – Она говорила так, словно информация о Германе являлась несущественной, более того, отвлекающей от основной темы. – Вы не о том меня спрашиваете! С Германом все ясно, он должен был лететь в Италию по контракту, поэтому-то я и подготовилась к родам сама, и вещи сама складывала, и вообще мне было все равно, встретит он меня или нет. Я знала, что, если он не придет, я вызову такси и доберусь домой самостоятельно. Я вообще привыкла все делать сама. Мои родители далеко, и я уже давно не нуждаюсь в опеке. Хотя, конечно, мне было бы приятно, если бы за мной приехали с цветами и все такое прочее… Но я знала, что, когда Герман вернется из Италии и увидит нас с дочкой, он просто осыплет нас цветами. Так что здесь все в порядке.
– Он не мог украсть твою дочь?
– Я понимаю, что ты хочешь меня спросить… Да, ночью, когда я спала и видела розовые сны о том, как мы с моей девочкой вернемся домой, меня разбудила сестра Аниса. Она сказала мне, что мой фотограф… Здесь надо сказать, что она была в курсе того, что Герман должен улететь, я и не скрывала этого… Так вот. Она сказала, что он приехал, чтобы проститься со мной. Что не мог вот так просто улететь. Я очень хотела спать, но все-таки заставила себя накинуть халат и выйти в коридор. Аниса взяла меня за руку и повела куда-то на лестницу, ведущую к грузовому лифту. Там была еще одна узкая лестница, где противно пахло кислыми щами и молоком. Странный, характерный для больничных столовых запах. Мы спустились, вышли во двор, и вдруг Аниса исчезла. Словно ее и не было. Я оглянулась – никого. И все… Помню только сильную боль в затылке…