Шрифт:
Но Стрижака не обескуражил этот молчаливый взгляд. Бродяга весело пошевелил пальцами ног, сказал с ленивым презрением:
– Только голодранцы могут иметь веру чистую и незамутненную. Богатый же безнадежно погрязает в богатстве, а владыка - в силе.
С подобной наглостью Мостовику еще не приходилось сталкиваться. Он взглянул на ободранного бродягу скорее с любопытством, чем гневно.
– Он ел у меня, - снова пожаловался Штим.
– Крест показывал, а платить не хочет.
– Захочешь жрать, не то что крест - бога заново выдумаешь! засмеялся Стрижак.
– Тут все платят, - сказал Воевода.
– А ежели я не хочу?
– Не хочешь, как хочешь. Тогда все будет по обыкновению.
– А какое же обыкновение?
– Обычай древний. У нас все по обычаю, и никто не может его нарушить. Я тоже не имею ни силы, ни власти для этого.
Воевода словно бы оправдывался перед этим наглецом, и корчмарь удивился такой добросердечности Мостовика, совершенно неожиданной и необъяснимой.
– Потому-то лучше уж тебе заплатить, - посоветовал Мостовик.
– Да что, - беззаботно воскликнул Стрижак, - как говорил святой Николай: "Питие грех, а платитие - грех еще больший!"
– Откуда ведомо тебе, будто святой Николай говорил такое?
– Воевода прикинулся теперь человеком, которому тоже известны эти слова святого, да и не только эти.
– А как же мне не знать, ежели я с Николаем встречался!
– воскликнул Стрижак.
– Сколько же раз?
– Воевода уже издевался, и это было грозным предзнаменованием, но Стрижак этого не ведал.
– Многажды!
– не мигнув глазом, выпалил он.
– А ежели врешь?
– Николай сказал: "Не ври без нужды, а нужда и сама вранье найдет".
Он думал, наверное, что запутанными словесами собьет Воеводу с толку, но не таким был Мостовик.
– Святой жил давно. Много веков назад, - сурово напомнил он.
– А это как считать, и как смотреть, и о каком Николае речь вести, не унимался Стрижак.
– То есть как же?
– Мостовик уже помимо своей воли втянулся в эту глупую перебранку, и, видно, сам почувствовал, что это наносит ему ущерб.
– Каждый молвит про свое, а нужно как?
– Стрижак поднял вверх палец.
– Как сказано в Псалтыре: "Положиша на небо уста свои, и язык пройдет по земле". О каком Николае здесь молвится? О Николае-чудотворце, - "правило веры и образ кротости", - который начал свое святительство в лета царей Диоклетиана и Максимиана - мучителей, а на Никейском соборе, созванном великим царем Константином, много тщания и великую ревность о благочестии показал и сотворил многая чудеса. Хотя перед этим правомерно можно было бы сказать и о Николае-архимандрите Сионского монастыря, муже святом вельми, которому Николай-чудотворец доводился племянником. Или, быть может, о Николае Пинарском, с той самой земли, именуемой Ликия, что и Николай-чудотворец, и тоже святом, ибо ходил в Иерусалим и двери храма сами перед ним открывались? А еще был отец Николай Дамаскин, друг Ирода иудейского и римского Августа, - может, язычник, а может, и христианин? Кто же об этом ведает?
Могли бы мы повести речь и о святых римских папах Николае Первом и Николае Втором. В особенности же Николай Первый, славный вельми тщанием о вере, рекомый "божий атлет", прослышал об отцах наших Кирилле и Мефодии, вытребовал их в Рим, и они пошли туда, но не застали Николая, ибо душа его уже вознеслась на небо.
Или мог бы ты, Воевода, иметь в виду уже и вовсе близкого Николая Святошу, князя черниговского, который прославился в Печерской обители своими деяниями богоугодными?
А раз я знаю про всех Николаев, так что? Встречался с ними или нет?
– Чем докажешь, что встречался?
– Для Воеводы, казалось, было не так важно разоблачить пройдоху, как надеялся он, что Стрижак сумеет разоблачить себя и докажет, быть может, не так самому Воеводе, как другим, чтобы узнали об этом в дальнейшем все мостищане; это намерение Мостовика было еще скрыто очень глубоко. Он скрывал его даже от самого себя, никто не догадывался о намерениях Воеводы, не догадывался и Стрижак, который молол языком только потому, что умел это делать легко и, судя по всему, привычно.
– Чем докажу!
– чуть ли не пренебрежительно взглянул он на Мостовика.
– А хотя бы тем, что знаю все слова святого Николая. А где слова - там и дела. Вот этот человек упрекает меня куском хлеба, а разве не сказано: "Отверзая, отверзи руци твои убогому, да не возопиет на тебя к богу". И пророк Даниил Навуходоносору речет: "Тем же это, царю, пускай будет по душе тебе мой совет: искупи грехи твои милосердием к бедным; вот чем может продлиться спокойствие твое!" Давид же в Псалмах речет: "Счастлив, кто печется об убогих! В день несчастья спасет его господь". Иов же речет: "Приклони ухо свое к нищему, ибо кто дает нищему, не обеднеет". Апостол же Павел: "Кто сеет скупо, скупо и жать будет; а кто сеет щедро, тот щедро и жать будет".