Эта операция по сей день считается самой серьезной из всех попыток покушения на Сталина. К ее реализации немецкие спецслужбы приступили летом 1944 года.

Главным действующим лицом и исполнителем выступал бывший командир пулеметной роты с Калининского фронта Петр Иванович Таврин.

Когда его задержали и привезли в Москву в контрразведывательное управление НКВД СССР, он охотно рассказал о себе: 1909 года рождения, уроженец села Бобрик Нежинского района Черниговской области Украинской ССР, русский, в 1942 году на фронте был принят кандидатом в члены ВКП(б), образование незаконченное высшее. До войны работал начальником Туринской геологоразведочной партии на Урале. В Красную Армию призван в августе 1941 года.

Однако уже выборочная проверка основных биографических данных показала, чтоонилегендированные. На самом деле у арестованного была другая фамилия — Шило. Правда, имя и отчество совпадали — Петр Иванович.

Выяснилось, что в 1932 году его, жившего тогда в Саратове, осудили за растрату государственных денег. Отбывая срок, Шило сколотил группу единомышленников и организовал побег, для чего проделал лаз в стене тюремной бани.

На свободе пробыл недолго. Вороватого бухгалтера снова засадили за решетку и снова за растрату денег. Случилось это в 1934 году. Но под стражей пробыл недолго — удалось бежать. В третий раз его осудили в 1936 году все по тем же мотивам — растрата. И снова — побег.

В 1939 году по фиктивным справкам растратчик получил документы на имя Таврина. Объявленного во всесоюзный розыск рецидивиста и беглого заключенного Шило в природе больше не существовало. Под новой фамилией его призвали в армию.

И надо же такому случиться — в мае 1942 года на фронте он был кем-то опознан под старой фамилией. О подозрительном командире роты сообщили куда следует. Когда Таврину-Шило передали приказ явиться в особый отдел дивизии, он понял, для чего его вызывают. Не теряя времени, в ту же ночь перешел линию фронта и добровольно сдался немцам.

На допросе в гестапо сообщил, что на этот шаг решился из-за преследований со стороны советской власти, поскольку его отец был полковником царской армии.

Перебежчика содержали сначала в лагерях на оккупированной советской территории, затем перевезли в Германию. Одно время его напарником по нарам был некто шофер Жора, москвич. По ночам, прислушиваясь к шуму дождя за стенами барака, осторожно вели прощупывающие разговоры. Когда Жора однажды простудился и серьезно занемог, Таврин отпаивал его горячим кипятком.

Вскоре москвич Жора исчез из лагеря, не попрощавшись с дружком Петром. Встретил его Таврин год спустя и вот при каких обстоятельствах.

Летом 1943 года узников лагеря собрали для встречи с какой-то важной шишкой, приехавшей из Берлина. Шишка, взобравшись на деревянный помост, призывал пленных красноармейцев вступать в армию Власова.

Таврин не верил своим глазам: да это же Жора, с которым год назад шептался по ночам в холодном бараке! Выступавший оказался генералом, бывшим членом Военного совета 24-й армии Георгием Николаевичем Жиленковым. Теперь он был правой рукой генерала Власова.

Ошеломленный Таврин протиснулся к недавнему напарнику по нарам. «Шофер» Жора узнал товарища по несчастью.

— Я позабочусь о тебе, — пообещал важный берлинский гость. — Нам нужны надежные люди.

Слово свое он сдержал. Вскоре после отъезда Жиленкова малоприметного пленного вызвали к руководству лагеря и предложили сотрудничать с немецкой разведкой. Таврин-Шило согласился. Его перевели в специальный лагерь СД близ города Зандберг и зачислили в особую команду, состоявшую из нескольких десятков советских военнопленных, отобранных для подготовки к шпионским и диверсионным действиям против СССР.

Через некоторое время Таврина доставили в Берлин в штаб гестапо. Принимал подполковник СС Грейфе, начальник восточного отдела СД.

— Он выяснял причины, побудившие меня дать согласие на сотрудничество с германской разведкой, — показывал на допросах в Москве Таврин-Шило, — после чего рассказал о заданиях, которые могут быть мне даны для работы на территории СССР. Он сказал, что может использовать меня для разведки, диверсии или террора. Все зависит от того, к чему я окажусь наиболее пригодным.

Грейфе не торопил с ответом, посоветовал хорошенько подумать над специализацией. После чего Таврина снова отправили в лагерь, но предупредили, что при условии положительного ответа его заберут из Зандберга насовсем.

Снова опостылевшие лагерные стены, знакомые лица членов «особой команды». Что делать? Сомнения развеяла встреча с генералом Жиленковым, который вместе со своим шефом пожаловал в Зандбергский лагерь.

Таврин поделился с Жиленковым новостью о зачислении в «особую команду».