Сержант скончался, не приходя в сознание, и был уже холодный.

– Сообщили в часть?
– спросил я.

– Не сразу. Боялись звонить, пока гроза бушевала, аппаратура не заземлена. Прошло уже часа два, а врача все нет.

Расстроенный, я убеждался, что в части, куда я еду выполнять особое задание, нет порядка. Всю дорогу думал о несчастной матери сержанта, которой сообщат о нелепой гибели ее сына. Еще не вступив в должность, я ощутил разочарование новым назначением.

На контрольно-пропускном пункте дежурный тщательно проверил мои документы и велел раскрыть чемоданы. Подъехали к длинному безоконному, низкому зданию под жестяной крышей, похожему на колхозную конюшню.

– Это гараж, - сказал лейтенант, старший колонны, - в нем и живем. Паршиво, но и для вас найдется место.

– Но я подполковник, - сорвалось у меня с языка.
– Я из Министерства обороны...

– Если вы командированный, вас поместят в прекрасной гостинице на берегу Иртыша, там все удобства. А если служить, то - здесь. Правда, есть тут еще офицерские общежития, но новичку там койку, наверное, не получить. Забито до предела.

Я затащил в единственную свободную комнату свои вещи и решил смыть с себя дорожную пыль. Воды в общей умывальне не оказалось, и я отправился на берег Иртыша.

Городок небольшой, но ухоженный, много зелени. Вдоль улиц молодые тополя и клены, на газонах зеленеет травка. Красивое белое двухэтажное здание с колоннами - штаб. Фасадная сторона обращена в степь, словно для удобства обозрения из больших окон всего полигона. Часовой с автоматом в бинокль следил за баржей на Иртыше, груженной бочками. Он имел право сделать предупредительный выстрел, если с палубы кто-то будет фотографировать городок или бросится в воду.

За Иртышем - запретная зона. Единственный обитатель правого берега бакенщик, которого в его маленьком домике изредка навещает офицер из особого отдела. Через дорогу - детский садик, двухэтажная школа, за ней - громадная тепловая электростанция. На окраине городка на ровной площадке с реденькими посадками тополей новые трехэтажные жилые дома - четыре заселены и один пустует. Не так уж плохо с жильем для семейных офицеров.

Тогда я еще не знал, что много квартир в этих домах отведено для приезжающих на время испытаний специалистов, ученых, военачальников. Их бывает несколько сот человек. А основная масса полигонных жила в старых деревянных двухэтажных общежитиях. Их тогда насчитывалось не менее десяти. Они были построены в первые годы существования полигона, а в самом начале люди жили в землянках.

Купание в Иртыше не доставило удовольствия. Дно илистое, вода мутная и холодная, дальше красных буйков заплывать нельзя. В тот же день я получил в столовой, в зале для старших офицеров, постоянное место за столиком. Для руководства и ученых вблизи штаба имелась отдельная столовая. Там питание было несравнимо с нашей, тоже, впрочем, не бедной столовой. В буфете постоянно продавались минеральная вода, сигареты, сладости. Повара готовили разнообразные и дешевые блюда, посетителей обслуживали проворные молодые официантки, и мне показалось, что на полигоне кормят значительно лучше, чем в столовых военторга в Москве.

Вечером в общежитии я пытался поговорить, познакомиться с кем-нибудь из офицеров, но все, подозрительно посматривая на новичка, от разговора уклонялись, находили повод уйти подальше. Нелюдимость вызывалась режимностью воинской части, которую все называли "Лимонией", видимо потому, что жизнь в ней была не сладкой, а кислой.

Ночь в "Лимонии" тихая. Такое ощущение, что ты один в необъятной степи. Дышится легко и приятно. Проснувшись рано, я почувствовал себя хорошо отдохнувшим, со свежей головой. И даже шум в левом ухе, который не покидал меня после контузии на Ленинградском фронте в 1943 году, ослаб.

Рабочий день в штабе начинался в десять часов. Я успел искупаться в Иртыше, позавтракать и в начале одиннадцатого был в приемной начальника полигона. Дежурный офицер предупредил, что начальник пока еще в полковничьем обмундировании, но называть его следует генерал-майором. Не готов мундир, который заказан в Москве.

Признаться, ожидал, что новоиспеченный генерал расспросит, кто я и откуда, скажет, какие мои обязанности и на что следует обратить внимание, но он был краток:

– Вам надо представиться начальнику пятого сектора полковнику Гурееву.

Вывод из первой встречи с генералом А. В. Енько я сделал такой: моя должность недостаточно значима, чтобы мной лично заинтересовался начальник полигона.

До пятого сектора, размещенного вдали от жилых домов и штаба, примерно полтора километра. Он был как бы отдельным небольшим городком за бетонным забором. Как и в штаб, меня не сразу пропустили: дежурный кому-то звонил, уточнял, затем проверял мои документы и лишь после этого выписал пропуск.

Строгий взгляд, суховатое обращение и немногословность полковника И. Н. Гуреева как бы продолжили официальную обстановку, которая была и в кабинете генерала Енько.

Я ответил на немногочисленные вопросы и, уловив паузу, спросил:

– Кто мой непосредственный начальник по службе?

– Вам нужно пойти к начальнику отдела подполковнику Горячеву, и он все расскажет. Главная задача ваша: изучить программу-задание и готовить объекты к испытаниям. Желаю успехов в службе.

Меня, старшего офицера, побывавшего в Генеральном штабе и в штабе Тыла Вооруженных Сил, где часто приходилось решать вопросы с генералами, а на учениях порой докладывать заместителям министра и даже самому министру, отношение полигонного руководства сначала удручало. Но позже я понял, что начальники не могли более подробно говорить о моих конкретных задачах, поскольку в деталях они не могли знать их. Ограничивала круг наших разговоров и строжайшая секретность.