Повесть о суровом друге
Известная повесть о рабочем подростке, о молодых борцах революции на юге России.
Annotation
Известная повесть о рабочем подростке, о молодых борцах революции на юге России.
Жариков Леонид Михайлович
Часть первая.
Глава первая.
1
2
3
4
5
6
Глава вторая.
1
2
3
4
5
6
7
Глава третья.
1
2
3
4
5
6
7
Глава четвертая.
1
2
3
4
5
Глава пятая.
1
2
3
4
5
6
7
Глава шестая.
1
2
3
4
5
6
7
Часть вторая. БУРЯ
Глава седьмая
1
2
3
4
Глава восьмая.
1
2
3
4
5
6
Глава девятая.
1
2
3
4
5
6
7
Глава десятая.
1
2
3
4
Глава одиннадцатая.
1
2
3
4
5
6
7
8
Глава двенадцатая.
1
2
3
notes
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
Жариков Леонид Михайлович
ПОВЕСТЬ О СУРОВОМ ДРУГЕ
Ленинскому комсомолу посвящаю
Часть первая.
В ЦЕПЯХ
Глава первая.
ЦАРЬ
Боже, царя схорони,
Сильный и святый
Царь наш проклятый,
Боже, царя схорони.
1
Анисим Иванович пришел на берег Кальмиуса, когда англичанин Юз строил там свой металлургический завод. Рыжий мастер-бельгиец хмуро оглядел его рослую фигуру, ощупал мускулы, осмотрел зубы и тогда только черкнул мелом крест на спине и пробурчал: «Пойдешь в шахту!»
Так безродный юноша, пастух из глухой курской деревеньки, стал углекопом.
На заводе, рядом с шахтой, строились доменные печи. Тут же находилось кладбище: свежие могилы, а на них кресты, сбитые торопливой рукой. Сюда сваливали обрезки железа; по могилам бродили козы.
За кладбищем Юз сколотил низкие тесовые бараки с нарами в два этажа. Внизу по сырому земляному полу прыгали лягушки. В этих бараках, прозванных балаганами, вповалку, как на станции, жили мужчины и женщины, дети и старики. Там никогда не утихал разноголосый гомон: плач грудных детей, старческий кашель, грубая ругань и тихие вздохи гармошки.
Семейные кое-как отгораживались: старший в семье проводил щепкой по полу черту и говорил соседу: «По ту сторону будет твоя хата, а здесь моя, чтобы скандалу не было».
Но дети не любят границ, они перебегали друг к другу и затаптывали черту. Между женщинами начинались ссоры, нередко доходившие до драк.
Над балаганами вечно стоял заводской дым, чад самодельных плиток, запах гниющих отбросов. А на сотни верст вокруг - свежая зеленая степь, полная музыки и цветов.
Анисим Иванович ходил нагнув голову, ни на кого не глядя. Молча спускался в забой, хмурый возвращался с работы, бросал у порога шахтерский обушок и, не раздеваясь, черный и тяжелый, засыпал на дощатых нарах.
Позже, когда по крутому берегу Кальмиуса потянулись кривые ряды землянок, Анисим Иванович женился и тоже смастерил себе лачугу - низкую, тесную. Пробил в стене оконце на уровне земли, такое маленькое, что если кто-нибудь заглядывал в него с улицы, то в землянке становилось темно.
Скоро семья Анисима Ивановича прибавилась - родился сын.
Окрестили первенца, как полагалось, в церкви. Священник отец Иоанн повесил на шею новорожденному медный крестик на розовой тесемочке и нарек мальчику имя Василий.