В пыльном небе появились летательные аппараты.

Космонавты придвинулись к нам; до них оставалось с десяток метров, за стеклами скафандров смутно различались лица. Лица землян! Теперь ошибиться было уже нельзя. На них упала тень от ярко-красного днища машины, которая опустилась сбоку от них.

Мы забыли о нашей спутнице, не видели и не слышали Ли. Все наши помыслы сконцентрировались вокруг этих парней в земных скафандрах. Из аэролета вышли два серых робота, они с минуту осматривали космонавтов и окружающую местность, держа в руках портативные дезинфицирующие излучатели (назначение приборов мы узнали потом); затем из машины появились трое в легких красных скафандрах с характерной формой шлемов в виде шляпки белого гриба, без видимых прорезей для глаз. Двое несли небольшие диски на тонких, раздвижных стержнях, затем направили их на космонавтов. Люди в скафандрах зашевелились. Роботы бережно подняли космонавтов и скрылись вместе с ними в объемном чреве машины. Красная троица проследовала за ними. Задвинулась дверь. Машина поднялась, взлетев над равниной в сопровождении многочисленного эскорта других аппаратов.

Красный аэролет подлетел к огромному куполу города. Сквозь череду быстро сменяющихся кадров мы увидели множество людей и машин, приземление красного аэролета, вынос космонавтов.

Оператор мастерски показал нам толпу, выхватывая наиболее характерные лица, выражающие различные чувства: изумление, тревогу, надежду. Мне запомнился один холодный, даже враждебный взгляд. И тут же крупным планом — плачущая женщина, почему-то протягивающая руки вслед красной машине.

Внезапно мы очутились в черной комнате, точнее, эта комната как бы слилась с нашей, стала ее продолжением. По-видимому, это была или лаборатория, или операционная. Пахнуло озоном, смесью еще каких-то незнакомых ароматических веществ. Когда-то я ощущал такие запахи. Но где? Вспомнить я не мог. Комната казалось то круглой, то многогранной. Никогда я не видел такого приятного черного цвета — различных оттенков, подчеркивающего умопомрачительную чистоту стен, потолка, столов-ларей, вроде того, на котором оперировали Туарега, но потолок был значительно светлей, серебристо-черный, видимо, там находился источник света, не дающий никакой тени. Над столами, ничем не прикрепленный к потолку, плавал большой голубоватый диск.

Роботы внесли космонавтов, положили на лари, стали снимать скафандры. Первый, с кого сняли шлем, был… я. С помятой физиономией, небритый, с тусклым и сонным взглядом — я никогда еще не наблюдал себя в столь неприглядном виде.

Послышался голос Ли:

— Вы, люди, сложены наиболее гармонично, что объясняется силой тяготения Звезды Надежды и условиями существования на ней. Теперь вам известно место появления в нашем времени. Сейчас для вас наступает период длительного покоя и приспособления к условиям Багряной. Вас помещают в контейнеры с чистым животворным газом и погружают в сон.

Действительно, нас с Антоном положили в прозрачные пеналы, которые задвинули в стену.

— Здесь вы находились двадцать один день, — сказала Ли.

Мы помертвели. Двадцать один! Так Вашата и Зингер, потеряв надежду, давно улетели. Они же сочли нас погибшими, кислорода в наших баллонах всего на трое суток!

Наступило тягостное молчание. Невидящими глазами я глядел на экран, машинально фиксируя происходящее: вот нас вытащили из пеналов… сажают в аэробус, мы в толпе… Ли вступает с нами в разговор… Изумленное выражение лица у Антона, когда он впервые ее увидел… Все это время я освобождался от обволакивающих сознание пут — так, по крайней мере, мне казалось. Разум искал выхода, рвался из чуждого нам будущего на корабль, в круг знакомых понятий, вещей.

То же происходило и с Антоном. Я увидел его прежним — прямым, решительным, смелым. Не скрывая горечи, он говорил Ли:

— Как могли вы пойти на это?

— Я понимаю тебя, Антон, продолжай, хотя я и знаю, что ты скажешь. Тебе необходимо избавиться от душевного напряжения.

— Но ты же все знаешь. Ты можешь продолжать за меня. Ты можешь навязать мне свое мнение, свои желания. Да, я все же скажу. Как вы могли упрятать нас на такой срок в эти ящики? Ведь наш корабль теперь улетел! Улетел без нас! Ну что нам теперь делать? Оставаться здесь навсегда? Как мы дадим знать о себе, обо всем, что мы видели? О вас? Как предупредим людей, чтобы они не шли вашим гибельным путем?

— Наш путь верен, — холодно сказала Ли. — Космос жесток. Жестока несправедливость тех, кто смотрит и не видит.

Мне стало жалко Ли. Я было хотел вмешаться, чтобы сгладить резкость Антона, но этого не понадобилось, он сам взял себя в руки.

— Извини, Лилиана-Ли. Я веду себя совсем по-земному, в самом худшем смысле этого слова. Никто не виноват. Вы нас не ждали…

— Ждали, Антон. Очень ждали, только в будущем. Сейчас вас еще нет на Звезде Надежды. Сейчас вы проходите муки рождения. Багряная ждала вас позже!

— Но пойми…

— Понимаю, Антон. Я знаю — Багряная, откуда вас послали последние из Вечно Идущих, ныне повержена в прах; лишенная воды, она умирает, на ней нет воздуха, пригодного, чтобы дышать. Но надежда к возрождению теплится. Надежда на вас, наших собратьев со счастливой планеты.

— Все это так, Ли, — печально произнес, Антон. — Все это так. — И вдруг его осенило: — Может, в этом и заключается Великая миссия Арта? Чтобы забросить нас к вам и через нас поведать, что ждет Багряную. Чтобы вы приняли меры?

Если это так, то куда ни шло. Мы готовили себя ко всяким случайностям.

— Но ведь и вы многое возьмете из нашего опыта, — сказала Ли. — Это естественно, жизнь в космосе, как и везде, взаимосвязана. Наши потомки научились преодолевать время. Они прислали вас к нам, дабы вы убедились, что, несмотря на многие различия, мы одного корня, как и вся жизнь во Вселенной…

Слова ее не показались мне тогда полными высочайшего смысла, какими я осознаю их теперь: наверное, прав был Макс — сказывалась непомерная нагрузка на психику, я слушал Ли краем уха и думал: «Ни за что нам не выбраться из этого чуждого мира. А выберемся, так лишь для того, чтобы умереть в оранжевых креслах: Арт не знает, что мы без скафандров, и перенесет нас в космический холод, в вакуум». Почему-то меня особенно пугало, что мы попадем в разреженную атмосферу, где в лучшем случае вместо снега выпадает твердая углекислота…