— Немного. Мне кажется, Стэн, что вы уже не питаете больше иллюзий относительно капитана.

— Он потряс меня своим легкомыслием. Хотя как персонаж нашей пьесы он исключительно хорош. Даже сегодня, когда он предпочел нам общество какой-то девицы. В нем для меня сочетаются все черты настоящего морского волка: пьяница, распутник, мариман до мозга костей — словом, цельная личность. Только вот последние дни что-то с ним происходит.

— А не переживает ли он психическую депрессию?

Мистер Гордон задумался, внимательно глядя на Томаса Кейри.

— Возможно, вы подметили, Том, верную психологическую деталь! Вдруг и на самом деле за видимой бравадой этого человека грызет червь сомнений, и он в душе неспокоен за судно, за тысячи жизней, и в то же время не в состоянии что-либо предпринять? Его гнетет собственное бессилие. О, Том, какие черты вы вносите в характер одного из действующих лиц! Причем, по вашей версии, он перемещается из ряда второстепенных персонажей пьесы в главные. Тогда все меняет дело. Я уже начал было подозревать капитана Смита, основываясь на сомнительных догадках. Теперь он еще больше вырос в моих глазах! Но давайте, Том, следовать логике событий: что, если кто-то стремится обезглавить судно, вывести капитана из строя и использовать эту ситуацию в своих преступных целях?

— Не исключено, Стэн. Поэтому вам следует выяснить, что за гостья находится в каюте капитана.

Мистер Гордон поспешно вскочил.

— Иду немедленно, Том! Иду! Как это мне самому не пришло в голову! Видите ли, ваш покорный слуга оскорбился, что его назвали старым негром. Как еще много, Том, в нас пустого тщеславия, глупой обидчивости! Хотя дело все в тоне, каким было произнесено это оскорбление. Ну да ладно, то ли еще приходилось сносить моим несчастным предкам. Не подстраховывайте меня. В данном случае мне с ним лучше объясниться без свидетелей.

В холле капитанских апартаментов слуга-китаец приветливо улыбнулся мистеру Гордону:

— Здравствуйте, док!

— Здравствуйте, Чен! Капитан у себя?

— Да, дома, каюта.

— Узнай, можно ли к нему пройти.

— Нельзя, док. — Чен состроил печальную гримасу. — Там мадама. Шибко шанго мадама.

— Красивая, говоришь? Все-таки ты, пожалуйста, доложи обо мне.

— Иво не видела. Капитана серчай будет. Шибко серчай.

В это время дверь из внутренних покоев капитанской каюты открылась и вышла молодая красивая женщина с возбужденным от спиртного лицом. Следом шел, поддерживая ее за локоть, капитан Смит. У выходной двери она с профессиональным изяществом положила ему руки на плечи и поцеловала в щеку.

— Прощай, душка! Если меня не убьет Энн, то мы еще увидимся. — Озарив всех ослепительной улыбкой, она скрылась за дверью, услужливо распахнутой Ченом.

— Это вы, Стэн? А знаете, кто у меня был? Мэри Хемнер! Кинозвезда! Ах, какая женщина! Ну идемте, что мы стали будто на якорях! — Капитан пошатнулся. — Идемте, Стэн. Вы ко мне надолго? — Он зевнул. — Проходите, садитесь. Мы сейчас с вами выпьем немного. Вы наливайте, а я пока прилягу на диван. Извините, всего на пять минут. Ах, Стэн, дружище, как хорошо, что вы зашли! Я так одинок. Страшно одинок. Если бы не Мэри, одиночество могло бы убить меня, Стэн. — Он вытянулся на широком диване и мигом захрапел.

Мистер Гордон с глубокой печалью посмотрел на багровое, одутловатое лицо капитана. Когда он вышел из салона, то в холл входил старший помощник капитана — высокий, худой, подтянутый, с брезгливо сжатыми губами, похожий на лубочного сатира.

— Ну как? — спросил старпом у мистера Гордона, кивнув на двери.

— Спит. Видимо, нездоров, мистер Гольдман.

Старпом криво усмехнулся:

— Вы тот самый профессор, которого преследуют навязчивые идеи?

— Если бы это касалось только меня одного, мистер Гольдман!

— Капитан говорил мне о вас. Поверьте, я сделал все, что зависело от меня. — Выражение глаз старпома говорило, что он ничего не сделал и не собирается делать, что у него и без того прорва забот на судне, чтобы еще потакать слабонервным пассажирам. Он насмешливо улыбнулся, притронулся пальцем к околышу фуражки и прошел к капитану.

Мистер Гордон брел по коридору, погруженный в грустные размышления. Ничего не изменилось после выхода из Сан-Франциско. И он, и его друзья в своем донкихотском стремлении спасти ближних от гибели остаются в горьком одиночестве.

Навстречу шла шумная толпа пассажиров, устремившихся в кинозал. Людской поток, источая запах духов и пота, обтекал его, как инородное тело. Он поймал на себе несколько неприязненных взглядов.

«Может случиться, что мы так и не найдем главного убийцу. Сотни раз будем встречаться с ним, сидеть рядом в кинозале, в ресторане, восторгаться вместе океаном и не будем знать, кто он, что совершит через час или через неделю. Что, если он так и не покажется в заключительных сценах третьего акта? И не надо! Пусть он останется „черным человеком“, наемным убийцей в маске. А судно? А люди? Надо во что бы то ни стало поймать его за руку, остановить! Иначе исчезнут, не оставив следа, и театр, и зрители…»