Шрифт:
– Глупая! Мы - хозяева Земли! Мы те, кого вы, несчастные создания, величающие себя "венцом творенья", называете микробами, вирусами, бактериями. Мы - великие микро! Мы - хозяева всего живого!
– Но среди вас есть и другие - наши друзья, а ваши враги, - возразила Власта. Но визгливая толстуха ушла от ответа, мерзко хихикнув:
– Когда-нибудь и ты станешь нашей, слышишь, и ты тоже!
– Лучше я! Лучше я, чем он!
– вырвалось, как стон, у Власты.
– Возьмите меня вместо него!
Среди "хозяев всего живого" произошло явное замешательство, они шушукались.
– Сумасшедшая!
– подытожила дискуссию толстуха и обратилась к Власте: Да зачем нам ты? С тобой еще возиться да возиться, а он уже готов.
– Не отдам!
– с отчаянием вскрикнула Власта, кидаясь к распростертому телу Мити.
– И не хозяева вы никакие. Вот я вас сейчас кипятком, твари!
Она вскочила и действительно хлестнула кипятком в зернистое от черных точек облако.
– Сумасшедшая женщина, что нам кипяток!
– запищали "хозяева", но благоразумно передвинулись ближе к двери.
– Позвать царя! Позвать царя!
– зашелестели все хором.
– Нас она не боится.
В окошко вдруг пахнуло порывом ветра, в бане потемнело, и рядом с первым заплясало другое крапчатое облако, задело Власту липким краем, отчего потянуло мертвящим тошнотворным запахом. Перед глазами Власты зависла еле заметная уродливая чернушка с массивной золотой короной на голове.
– Что здесь творится?
– недовольно прогнусавила корона.
– Почему до сих пор не управились? Где неофит?
– Неофит здесь, но вот она мешает! Греет, парит. От березового духа мы все обалдели и покинули место работы. Теперь крутимся вблизи! пожаловалась толстуха, подобострастно виляя тонким хвостиком.
– Кто это - "она"?
– высокомерно изрек царь-малявка.
– С каких это пор живая женщина стала мешать нам? Ну-ка, ать-два и впер-р-ред на него!
И сам, как вожак вороньей стаи, первым ринулся к Мите.
Власта успела опередить врагов. Она заслонила любимого и тотчас ощутила, как холодные, как лед, колючие стрелы вонзились в ее спину. Сердце остановилось на полуударе, похолодели руки, ноги, зябкие мурашки побежали вниз от затылка. В этот миг, решив умереть первой, до Мити, она губами почувствовала его дыхание. Он дышал заметно неровно, но то было дыхание живого человека, пробуждающегося ото сна. Неудержимая радость охватила ее, и она поцеловала крепко и долго его потеплевшие губы.
– Он жив! Слышите, жалкие твари! Он жив! Вам здесь нечего делать! торжествующе воскликнула она, заметив, что оба крапленых сгустка жмутся у двери, советуясь.
Ей стало так горячо, жарко, что, казалось, внутри ее бушует могучее пламя, и, коснись она сейчас сухих поленьев, они запылают. И такая вот жаркая, сильная, - она поднялась и пошла к двери. Она могла поклясться, что видит вокруг себя это бушующее огненное пламя - как протуберанцы вокруг проводов высокого напряжения. Словно вся энергия, уходящая из человека в окружающее пространство впустую, энергия, которой хватит, чтоб привести в движение автомобиль, - сейчас, в этот мир, исходит из нее не зря.
Эти черные твари боятся жара, боятся света! И она, торжествующая, двинулась на них, вся - от головы до пят - в горящем пульсирующем ореоле.
Крапленые облака задымились, запахло смрадом.
– Горим! Мне жарко, жарко!
– запричитала толстуха.
– Да ну ее, эту сумасшедшую с ее полутрупом. Других, что ли, нет? подхватил кто-то.
– А как же "Книга судеб"?
– зловеще пискнула малявка в короне.
– По ней, он должен был стать нашим еще на заре!
– Подчистим! В первый раз, что ли?
Власта, разведя объятые дрожащим заревом руки, ступала и ступала, пока не ткнулась в скользкие от пара черные доски двери. Она как зачарованная смотрела на медленно сжимающийся огненный ореол вокруг рук, заметно бледнеющих на глазах, и ощущала, как уходит куда-то внутрь вызванная ею не изведанная еще человеком солнечная сила. Кажется, это явление называется "эффектом Кирлиана". Все живое - человек, насекомое, лист таят в себе эту невидимую глазу энергию. Люди научились видеть ее в темноте с помощью приборов, но не научились пока пользоваться ею.
В бане стояла тишина. Пар рассеивался - дрова догорали. Она повернулась к Мите и замерла. Ничего не понимающими карими родными глазами он смотрел на нее и с привычным своим командирским оттенком в голосе - сейчас слабом и прерывистом - спрашивал:
– Ты что это кричишь, а? Ты с кем это разговариваешь?
– С тобой!
– встрепенулась Власта.
– С тобой, милый! С кем же еще?