ЛЮДМИЛА ЖУКОВА
Бюст героя
– Петр Иванович, вы отливали бюст герою в деревне Сонино...
– Отливал, а что?
– За качество работы ручаетесь?
– На все сто процентов. А что случилось'?
– Петр Иванович!
– Человек на другом конце провода вздохнул, словно решая, говорить или нет.- Понимаете, я металловед. Михаил Крынкин. Отдыхаю в Сонине. Это моя родная деревня. И вот вчера был свидетелем странного случая. Рассказал о нем директору совхоза Юрию Егорычу - от него и звоню. Вы сможете приехать?
– Смогу, только что же случилось? Объясните наконец.
– Да странная история. Не знаю, что и сказать. Пропал теперь бюст... Считайте, нет его.
– Украли, что ли?
– Стоит, да только... Вся ваша работа насмарку. Заново придется делать.
– Не может быть! Сорок лет отливаю - по всей стране стоят!
Телефонный провод донес вздох: - Я сам металловед. Понимаю вас. Но факт налицо. Так приедете?
– Чепуха какая-то! Конечно, приеду. Ждите.
– Ну а сам-то ты, как специалист, чем это объясняешь? Старением металла?
– спросил директор, когда Михаил тихонько положил трубку.
Юрий Егорович, человек молодой- под тридцать- со многими был в деревне на "ты". Да и мало он походил на начальство. Невысокий, белобрысый, с облупленным носом - мальчишка и мальчишка. Не прибавляли солидности и ярко-синий костюм с белой рубашкой и галстуком, который он носил даже в эту несусветную жару, считая, что командир производству всегда должен быть при параде.
Крынкин - статный брюнет с физиономией Алена Делона, в белесых, по моде, джинсах и майке с английской надписью, на правах горожанина и специалиста пытался держаться с ним запанибрата и даже покровительственно, но была у Егорыча этакая легкая усмешечка, что на нет сводила эти старания бывшего односельчанина.
– Какое старение! И недели со дня отливки не прошло. Да и мастер отливал известный,- авторитетно толковал Крынкин.
– Так что же?
– допытывался Егорыч.
– Мистика, вот что! Ведь на глазах у меня все произошло. Я свидетель.
– А что ты в такую-то рань в парке делал?
– прищурившись, спросил директор с усмешечкой и почесал облупленный нос, отчего он вовсе запунцовел.
"Еще туда же, ехидничает",- возмутился про себя Михаил и отчеканил: - Я был, конечно, не один. Дело молодое, холостяцкое. Кстати, и она свидетельница.
– Кто же она? Ты не подумай, что любопытничаю. Просто важно и ее свидетельство - случай ведь незаурядный.
– Ирина Беспалова.
– Это что? Школьница?
– ахнул директор.
– Выпускница,- поправил Крынкин.
– Но тебе-то за тридцать, Миша?
– Ну так что? Они теперь со школы, гм, взрослые,- и Крынкин, недовольный, что ему напомнили о возрасте, взъерошил шевелюру, отчего стала заметна плешь на затылке.
– Ну, это особый разговор,- вздохнул директор.- А сейчас рассказывай по порядку, как что было.
За окном брехнула собака и замолкла - очень уж жарко, и лаять лень.
Михаил встал, выглянул в окно, будто ждал кого-то, и принялся рассказывать, пытаясь говорить внушительно, чеканя слова.
– Сидели мы с Ириной на лавочке. Под ивой. Знаете, той самой, у которой ветви до земли, как шатер. Нас не видно. А мы сквозь просветы в ветвях и памятник видим, и скамейку возле него. Ну, дело было уж под утро. Первая электричка прошумела. С ней он и приехал.
– Кто?
– Да старик один. Ветеран войны. Летчик бывший. Я его с малолетства помню. Сизов Николай Иванович. Он живет в городе, а сюда на могилу матери приезжает.
– Что-то я никакой Сизовой не помню. Давно умерла небось?
– Давно. Когда этому старичку еще лет десять было - бабка моя рассказывала.
– И он все ездит?
– с уважением в голосе спросил Юрий Егорович.
– Ездит. Сидит на ее могилке. Потом родственников дальних обойдет - их полдеревни - и назад, в город. А самая короткая дорога к кладбищу- через сквер, где бюст установили. Вот он вошел в сквер и бюст увидел. И начал он с ним разговаривать.
– С кем? С бюстом?
– С героем нашим. Они и земляки, и однополчане.
– А o чем говорил?
– Да сейчас расскажу. По порядку. Значит, дело было так...
"Да это никак Пётро? Точно, Петро! Он,- удивленно сказал Николай Иванович и, вскинув седую голову, обошел вокруг высокой тумбы, оглядев бронзовый лик и фас и в профиль: мужественное лицо с крутым подбородком, орлиный взгляд устремлен к небу. Прикрывшись от солнца ладонью, прочел вслух: "Герою Советского Союза летчику Петру Трофимовичу Трегубову от односельчан".
– Похож, похож. Орел. Только молод больно - с фронтового фото лепили. Оно, пожалуй, и правильно. Героем он-то в 20 лет стал.