Энни быстро взбежала наверх, и утешительно приговаривая, погладила малыша по круглой головке, чувствуя пальцами шишечки под его шелковистыми мягкими волосиками.

– «Какие они все-таки нежные, наши дети. И насколько порой крепче своих родителей», – подумала она, продолжая вслух успокаивать своего младшенького: «Бенджи, маленький мой, бедняжечка, все пройдет, все пройдет».

Мартин все так же держал сына, легонько пошлепывая и ожидая, когда тот угомонится.

– Ты собралась за покупками? Когда тебя ждать?

Мартин был высок и слегка сутулился, как бы стараясь стать меньше, одного роста со всеми. Энни, стоящей на ступеньку ниже, пришлось встать на цыпочки, чтобы прижаться к его щеке своей. Они не взглянули друг на друга, но мимоходом она заметила, что из его свитера высунулся краешек магазинного ярлыка.

Муж обнял ее свободной рукой.

– Что приготовить детям на завтрак?

Энни уже сбежала вниз по лестнице и на ходу ответила с легким раздражением:

– Ну, не знаю. Поищи что-нибудь в холодильнике. Или отведи в «Макдональд».

Тотчас из кухни высунулся Томас.

– Эй, пап, слышишь? Ма сказала – «Макдональд».

У самой двери Энни оглянулась и внимательно посмотрела на мужа и сыновей. Это было совсем на нее не похоже, но что-то, какое-то странное чувство заставило ее обернуться.

Мартин по-прежнему стоял наверху. Знакомое до последней черточки лицо его казалось таким привычным, что она давно перестала замечать его характерные особенности: упрямый подбородок, резко очерченный рот, высокие скулы и чуть прищуренные глаза, всегда такие улыбчивые.

Бенджи у него на руках окончательно успокоился и теперь сосредоточенно сосал свой большой палец.

А ниже их Томас нетерпеливо раскачивался, держась за перила. Все вокруг дышало такой безмятежностью и покоем. И сломанный пластмассовый автомобильчик на полу прихожей, и едва заметное пятно на стене, и корзина с бельем, которое надо бы, наконец, выгладить, и разбросанные на столике фотографии их сыновей – привычная картина устоявшегося быта и тихого семейного счастья.

– Так когда ты вернешься? – переспросил Мартин, казалось, не обративший внимания на ее раздражение. Иногда это ее злило, но сейчас она так остро ощутила волны тепла, словно струящиеся вокруг, что мягко улыбнулась в ответ.

– Право, не знаю. Постараюсь поскорее, но боюсь, что везде будет полно народу, а я хочу купить все к празднику, чтобы не тратить больше на это время.

– Ну-ну, не скучайте без меня.

Энни открыла входную дверь, и холодный ветер налетел на нее и пронесся по холлу, заставив зябко поежиться Тома.

– Пока, скоро увидимся, – бодро сказала она, торопясь закрыть за собой дверь.

Новый порыв ветра кинул ей в лицо горсть снега. На улице была тишина, но не та, легкая, сказочная, что приходит вместе со снегопадом. Словно рассеченные резким ветром, редкие минуты затишья были пронизаны тревожным ожиданием чего-то неизбежного, что вот-вот должно было произойти. Закрыв лицо воротником и чуть наклонившись вперед, Энни пошла по дорожке. Когда она открывала садовую калитку, до нее донеслось тихое урчание мотора, и из-за угла появился автомобиль молочника. Энни моментально прикинула, сколько им понадобится молока, и показала шоферу четыре пальца. Водитель в ответ поднял большой палец, и Энни заторопилась к ближайшей станции метро. Ей потребовалось ровно восемь минут, чтобы добраться туда. Мартин даже в метель не предложил ее подвезти.

Само собой разумеется, что проще дойти пешком, чем сначала одевать мальчиков, удерживать их в автомобиле во время короткой поездки, потом опять раздевать. За годы совместной жизни они с Мартином так хорошо научились понимать друг друга без слов, что сейчас Энни и в голову не пришло осуждать мужа за невнимание к ней. И снова Энни улыбнулась, вспоминая свой дом и милые лица родных.

Когда она повернула за угол к входу в метро, никто из немногочисленных прохожих не удостоил ее взглядом. В их глазах она была слишком неприметна. Обычная домохозяйка, жена и мать, каких немало, торопится сделать необходимые покупки. И надо было пристально вглядеться, чтобы увидеть, что эта женщина выглядит значительно моложе своих сверстниц, что широкие складки пальто скрывают тоненькую, почти девичью фигурку, что лицо у нее очень привлекательное, и даже выражение озабоченности не может скрыт мягкую улыбку и взгляд, словно излучающий доброжелательность и покой.

Когда Энни добралась до первого магазина, было еще очень рано. Улица сверкала рождественским убранством. Витрины супермаркета, возле которого остановилась Энни, привлекали внимание нарядными украшениями из блестящей мишуры, еловых ветвей с искусственным снегом и резко контрастировали с серой, промозглой атмосферой лондонской улицы, по лужам которой сновали автомобили, разбрызгивая грязь вперемешку с мокрым снегом.

Энни поспешно толкнула толстую стеклянную дверь, вошла в магазин и с наслаждением вдохнула теплый, пахнущий духами и хвоей воздух. Потом сняла вязаную шапочку, встряхнула головой, расправляя примятые длинные волосы, и подошла к лифту. Она решила, что сначала купит все самое необходимое наверху, а потом пройдется по первому этажу.

Список покупок лежал в кармане ее пальто.

В лифте никого не было. Энни посмотрела на электронный циферблат в кабине, мысленно поздравив себя с тем, что пришла раньше других покупателей. Двери раскрылись на верхнем этаже, и она вышла. Прямо перед собой она увидела длинный прилавок, заваленный грудами разноцветных стеклянных елочных шаров. Как будто целые пирамиды радужных мыльных пузырей высились, не опадая, сверкая волшебными переливами красного, синего, зеленого, золотистого оттенка.