Об этих невеселых обстоятельствах в двухмесячном плавании своей практической эскадры Павлу Степановичу некогда было осведомиться. Только кой о чем догадывался, получив с опозданием столичные и европейские газеты. Но в Севастополе его ждал гость из Петербурга, давно желанный и все же – по времени – нежданный.

Гостем был милый друг, закадычный приятель, Михайла Францевич. Если и не было у него широко распространившейся славы одного из флагманов российского флота, то, во всяком случае, он заслужил гидрографическими трудами уважение моряков всех стран. Недавно завершен был его многолетний труд – описание Балтийского моря, и никого не удивило, что, как признанный глава русских гидрографов, генерал-майор Рейнеке назначен директором Гидрографического департамента.

Павел Степанович, конечно, заставил друга переселиться к себе, отдал комнату с видом на Южную бухту. Предполагалось, что отсюда поутру гость будет следить, как живут черноморцы на кораблях. Но, конечно, с первых дней этот план оба друга вместе поломали. Столь многое следовало обсудить и составить общее мнение, что Михаила Францевич сопровождал командира пятой дивизии на его флагманский корабль и по судам всех трех бригад. А Павел Степанович отправлялся с Михайлою Францевичем к командиру порта, пренеприятному Станюковичу, вырывать средства и людей для начала черноморских описей по планам прибывшего ученого Друга.

Они были бы совершенно довольны своим свиданием, возможностью несколько месяцев обходиться без переписки, продолжавшейся уже 30 лет, если бы не мысли о войне, если бы не ощущение, что с них, моряков, в этой войне наиболее спросит родная страна. От Михаилы Рейнеке Павел Степанович впервые услышал, что оба западных соседа отказались объявить дружественный нейтралитет, и оттого на огромных территориях от Дуная до финляндских шхер Россия теперь должна содержать полумиллионную армию.

– Если бы еще всюду были так готовы, как у вас, – говорит Рейнеке 11 августа, любуясь вместе с приятелем вновь пришедшими в Севастополь кораблями – трехдечный "Великий князь Константин" и двухдечный "Императрица Мария".

– Живем трудами покойного Михаила Петровича, осуществлением его программы. И хорошо, что имеем ревностного Владимира Алексеевича. Вот поглядишь завтра, как Корнилов поведет корабли в двух колоннах на Севастополь, изображая соединенного неприятеля.

– А ты, Павел, будешь оборонять вход?

– Вернее, буду устанавливать слабые места обороны…

Маневры – для них требовался сначала вестовый ветер – начались в первом часу.

В 2 часа свежий ветер отходит к зюйд-весту, эскадра ложится правым галсом ниже Херсонесского маяка и быстро спускает гребные суда с ростров. На "Двенадцати апостолах" взвиваются один за другим сигналы:

– Сняться с дрейфа.

– Поставить все паруса, какие можно нести, не вредя рангоуту.

– Атаковать неприятеля.

– Сделать по три выстрела из орудий, начиная по второй пушке адмиральского корабля.

Огонь батарей явно недостаточен, чтобы воспрепятствовать белокрылым колоннам, хотя бы и с сильными повреждениями, войти на рейд. Кроме того, заранее спущенные на воду барказы сейчас отдают концы и гребут к берегу. В правой колонне их прикрывает пароход "Владимир", в левой – пароход "Грозный". Пристрелка по барказам чрезвычайно затруднена. Десант надо встречать ружейным огнем. Отбивать в штыки.

Корнилов на "Двенадцати апостолах" проходит мимо "Ростислава", "Святослава" и "Чесмы" и, бросив якорь против "Императрицы Марии", открывает огонь.

За флагманом становятся "Париж", "Три святителя" и "Храбрый". Командующий кораблями севастопольского отряда имеет два свободных от атаки корабля – "Варну" и "Селафаил". Они поворачиваются своими батареями "Варна" против колонны фрегатов, "Селафаил" против кораблей, но на этом завершаются маневры.

Павел Степанович уходит в каюту, делает заметки в памятной книжке. Разумеется, с таким числом судов ни одна эскадра не посмеет войти на рейд. И прежде она должна подавить береговые батареи. Но если эскадра будет в 3 – 4 раза сильнее и будет идти на парах, независимая от ветра, что ее остановит? Вход на рейд должен быть заперт не только огнем. Нужно заграждение.

Вечером у Корнилова, склонив свою крупную голову на руку, он слушает игру Лизаветы Васильевны на фортепьяно и задумчиво смотрит на выход с рейда.

– В Пунические войны Карфагенский порт запирался цепями. Очень ловко. Ежели бы мы придумали бон для Севастополя. Пожелали выйти на фарватер отомкнули…

Корнилов тоже смотрит на рейд через его плечо; сразу от общих вопросов он переходит к деловому обсуждению:

– Ставить надо между Александровской и Константиновской батареями. А ширина порядочная. Цепи придется сделать на буйках.

– С инженерами потолкуем. Если не возражаете, я займусь, – предлагает Павел Степанович. Он доволен. Он знает, что Владимир Алексеевич, если принял мысль, непременно быстро и хорошо добьется дельного решения.