Станюкович спешит заявить, что постарается скорее приобрести опыт, но Павел Степанович уже не слушает. Ветры разогнали застоявшийся над бухтой воздух, и скопление облаков начинает ползти вниз. Вот одно облако отрывается и падает вниз со страшной стремительностью. Воздух свистит, стонет в снастях, и его напор гнет мачты. Зловещая мгла находит с северо-востока. Пора уходить.

Павел Степанович стоит без фуражки. Ветер треплет волосы, седеющие на висках. На почерневшем от загара лице напряженное оживление.

– Мухи! Зачем по вантам не бегут? – бормочет он и быстро идет к бизани:

– Не бойсь падать – вниз упадешь, а не вверх.

Насмешка командира действует. Работа на реях ускоряется. Паруса быстро отдаются, и берега бухты медленно уплывают назад.

Промелькнули Кабардинское укрепление и разоренный старый турецкий редут. Чернильная волна возникает у берега, расширяется и растет в длинную гряду, увенчанную пеной. Тяжелый вал ударяет в корму и подбрасывает корабль, как сухой лист. С правого борта ветер образовал на гребнях смерчи. Остроконечные пирамиды вытягиваются в колоннады темных малахитовых столбов.

Как живительны соленые яростные волны! Как крепнут руки и ноги на раскачивающейся палубе. Нужно ли моряку другое средство для здоровья?!

Ночью шторм утихает. Павел Степанович листает в сборнике "Маяк" повесть морского писателя Бурачка "Лейтенант Венцов". Моря в этой повести мало. Нет, после Николая Александровича Бестужева никто в русской литературе не умеет писать о море. А мораль какая же в повести? Мораль – лучше не жениться! Ну, это, господин Бурачек, мы без вас знаем, – и берет с полки Купе-рова "Лоцмана". Купера и Мариетта Павел Степанович любит, "Франк Мильдмей" напоминает прошедшую молодость, "Два адмирала" – о подбирающейся старости.

"Силистрия" проходит траверз подковообразной бухты Геленджик, остаются позади каменные башни Субаши и Туапсе, памятные по высадке десанта. На другой день появляется темно-зеленая группа гагринских гор, рассеченных глубоким ущельем. Очищенные от леса скаты висят над новой крепостью. Здесь кончилась жизнь Александра Бестужева, сумевшего и в трудной солдатской доле ссыльного прославить имя писателя Марлинского. И снова шторм отжимает корабль в море, снова он идет в мглистых рассветах, в черных ночах.

В один из таких пасмурных бурных дней Нахимов присоединяется к первой практической эскадре. Флаг главного командира на "Двенадцати апостолах", и Корнилов командует этим новым стодвадцатипушечным кораблем. Корнилов временно оставил штабную работу на эскадре для управления лучшим кораблем Черноморского флота. Павел Степанович, становя "Силистрию" за кормой флагмана, любуется стройными обводами громадного корпуса, просторными палубами и гордыми мачтами.

Эскадра стреляет из новых, шестидесятивосьмифунтовых бомбических пушек в плавучие щиты, и "Силистрия" занимает по числу попаданий первое место. Лазарев выражает сигналом свое удовольствие, а Корнилов приезжает советоваться по старой дружбе об учении команды. Корнилов задумал написать краткий артиллерийский катехизис в вопросах и ответах.

– У меня обучение простое, – отшучивается Павел Степанович. – Ядро булка, бомба – пирог, ядро с начинкой порохом. Нет, Владимир Алексеевич, коли б матросы были грамотны, а младшие офицеры доходили к ним с внимательным уяснением, затею вашу одобрил бы. А так получится попугайство, формалистика и долбеж.

– Не мысль передается, а запугивающие слова, – уже серьезно отговаривает он.

Владимир Алексеевич заносит в записную книжку распорядок дня на "Силистрии".

– Я ваш порядок перейму для "Двенадцати апостолов". Я еще хотел вас спросить о результатах парусных учений. С какой скоростью производите?

– Извольте. У нас в шканечном журнале как раз занесены последние эволюции…

Нахимов вызывает штурмана Некрасова, и тот зачитывает:

– Прямые паруса отдаем в четыре минуты. Ставим все паруса с лиселями в пятнадцать минут. Крепим все паруса с лиселями в семь минут. Марселя переменяем в четыре минуты, а реи – в тридцать. Спускаем брам-стеньги в ростры минуты в три, а поднимаем в шесть. Стеньги спускаем в тридцать, а поднимаем – в пятьдесят.

– И при этом несчастных случаев?

– Обходилось благополучно.

– Удивительно, удивительно, – пожимает руку Павла Степановича Корнилов. – Трудно будет сравняться с "Силистрией" по всем статьям. Но буду пытаться.

– Скромничаете, Владимир Алексеевич. С вашей ревностью к делу, с вашим пылом на "Апостолах" скоро служба будет образцовой. И я приду к вам учиться.

Эскадра, закончив учебные стрельбы, идет навстречу отряду вице-адмирала Юрьева. С парохода "Северная звезда" Лазарев дает диспозицию встречного боя. Против "Силистрии" Юрьев выдвигает корабли "Адрианополь" и "Махмуд 2-й". Нахимов уклоняется от огня "Махмуда" и кладет "Силистрию" поперек курса "Адрианополя". Если теперь "Адрианополь" не быстро повернется и залпом одного из бортов не предупредит одностороннего, огня "Силистрии", следует считать корабль условно выбывшим из строя. Экипаж "Силистрии" с удивлением смотрит на быстро приближающегося "противника". "Адрианополь" продолжает идти прежним курсом, точно хочет таранить "Силистрию". Белые крылья его парусов уже кладут тени на палубы.