Шрифт:
– Как дела, мама? – Ли слегка отстранился, чтобы получше всмотреться в родное лицо.
– Я чувствую себя прекрасно. Правда, последние недели меня опять мучили головные боли.
Ли нахмурился.
– Потому я и постарался приехать скорее, что слишком обеспокоен твоим здоровьем.
Энни легонько похлопала сына по руке ладонью.
– Уверена, что нет ничего серьезного. Доктор Келси не определил точно причину болей. Считает, что я чересчур переживаю и тревожусь из-за отца и всех вас. Ты же знаешь, отец и твои братья слишком много работают. Но, слава Богу, хоть ты нашел время и вырвался из этого шумного и пыльного Нью-Йорка. Как бы я хотела, чтобы вы когда-нибудь собрались здесь вместе. Мне стоило огромного труда уговорить отца приехать сюда в этом году.
– Ты же знаешь папу. Пора бы полностью доверить фабрики Карлу и Дэвиду. Но он никак не может решиться.
Интересно, заметила ли мать, что в последние несколько лет он старается не приезжать одновременно с отцом и братьями? Если бы они приехали вместе, тотчас же начались бы бесконечные споры. А он вовсе не хотел ссор и споров. Мать болезненно переживает семейные раздоры, ему вовсе не хочется, чтобы у нее была еще одна причина для беспокойства.
– Ли, познакомься, это – Одри Бреннен, – Энни повернулась и представила молодую женщину, все еще стоящую возле пианино. – Ее привез отец. Они приплыли на корабле из Луизианы. Одри проведет здесь все лето, будет упражняться в технике пения.
Ли кивнул.
– Думаю, гораздо приятнее провести лето в Коннектикуте, чем в невыносимой жаре Луизианы, – ободряюще улыбнулся девушке молодой человек и заметил, как она слегка вздернула подбородок, словно он чем-то оскорбил ее.
– Если это твоя родина и ты там родился, мистер Джеффриз, то нет необходимости привыкать к климату, – ответила она с сильным, но приятным южным акцентом. – Только тот, кто родился на севере, может считать невыносимой жару Луизианы.
Ли было забавно слушать южный говор. Девушка сильно растягивала гласные звуки. Слово «север» произнесла с ударением и легким отвращением.
«Итак, – подумал он, – она типичная представительница этих упрямых южан. Возможно, отец убедил ее, что все, живущие севернее Кентукки, – враги».
– Примите мои извинения, – с легкой иронией заметил он. – Я совсем не желаю оскорблять ваш любимый штат. Я даже никогда не был там. Но побывал однажды летом во Флориде. Это было невыносимо, – усмехнулся он. – По крайней мере, для северянина. Возможно, проведя лето в Коннектикуте, вы поймете, что я имею в виду. В любом случае, уверен, моя мать сделает все, чтобы ваше пребывание здесь было приятным и интересным. Ваш отец тоже пробудет здесь лето?
– В это время года у отца очень много забот на плантации. Он не смог остаться с нами и вернулся в Луизиану. Приедет за мной в сентябре, – девушка сделала многозначительную паузу и затем добавила: – Отец владеет одной из самых крупных плантаций Луизианы. Он не имеет возможности отлучаться надолго. Бреннен-Мэнор требует постоянного внимания. Там работают сотни негров.
Ли недовольно нахмурился.
«Напыщенный ребенок, – подумал он. – Говорит таким тоном, будто ее отец – самый важный человек в мире. И они имеют рабов!» Боже мой, как он ненавидит рабство! Он был уверен, что эта самоуверенная девушка даже не задумывается о сущности рабства. Необходимо серьезно поговорить с ней и с ее отцом.
– Я познакомилась с отцом Одри в опере Нью-Йорка позапрошлой зимой, – торопливо объяснила Энни и строго взглянула на Ли, словно хотела предупредить, чтобы он не спорил с девушкой. – Мистер Бреннен приезжал в Нью-Йорк по делу. Он не только фермер, но и маклер, торгует хлопком. Он привез тогда Одри, чтобы развлечь и показать мир. А кроме того, он очень скучает без нее, когда уезжает из дома надолго.
Девушка заставила себя улыбнуться. Понимает ли эта женщина, как тоскует Одри по дому? Ей совершенно не понравился Нью-Йорк. Холод, грязь, слякоть вызывали отвращение. После Нью-Йорка Бреннен-Мэнор казался прекрасным раем.
Энни подошла к девушке, ласково обняла ее.
– Мистер Бреннен хотел, чтобы Одри увидела настоящую оперу, потому что у нее прекрасный голос. Она очень любит петь, – продолжала Энни Джеффриз. – Когда он узнал, что актриса, исполнявшая главную роль, репетировала у меня, то поинтересовался, не может ли его дочь позаниматься у меня в течение лета, считая, что ей были бы полезны уроки. У Одри прекрасный голос и большие возможности.
– Я уже слышал, – согласился Ли. – Очень красивый голос.
– Спасибо, мистер Джеффриз! – поблагодарила Одри.
– Одри тогда было только пятнадцать лет, – продолжала рассказывать Энни. – Мистер Бреннен решил подождать, когда она станет немного постарше, чтобы легче было переносить разлуку с домом. Он не захотел посылать ее учиться зимой, так как Одри ненавидит наши холодные зимы. Но летом не смог остаться с ней, ведь это самое горячее время на плантации. Он послал с ней брата, а также личную… служанку.
Энни как-то неуверенно и робко произнесла слово «служанка». Неужели девушка привезла с собой рабыню? По смущенному выражению лица матери Ли понял, что так и есть. Энни хорошо знала о нетерпимом отношении ее мужа и сыновей к рабству. Они считали рабство позором для страны, считали, что с ним необходимо покончить раз и навсегда, ведь Америка провозгласила свободу личности. Однако все еще смирялась с существующей несправедливостью. Ли Джеффриз лично помогал другу семьи, губернатору Нью-Йорка, разрабатывать законопроект, призванный покончить с рабством.