— Простите, это Лин-Дорт?

Тот остановился, удивлённо взглянул на Ивана.

— Вы разве не видите? Лин-Дорт.

Лобов поблагодарил и медленно пошёл дальше. Он подумал, что утренняя Лин-Дорт похожа на перезрелую далийскую красавицу, которая попала под проливной дождь, безжалостно смывший с неё искусную косметику.

Спустившись по эскалатору вниз, Лобов довольно долго плутал по системе подземных переходов, пока не выбрался на перекрёсток прямо напротив «Чёрной звезды». Он и хотел этого сразу же оказаться возле цели, чтобы не потерять того эмоционального заряда, который даст стартовая напряжённость. Дверь в магазинчик была открыта, и, покосившись на витой золотистый знак фарга над ней, Лобов вошёл в помещение. Вошёл и не сдержал улыбки: магазинчик сувениров как две капли был похож на бюро обслуживания Шпонка, которое он хорошо знал по описаниям и голографиям, сделанным Алексеем. Это был не столько магазин, сколько питейное заведение.

Сам магазинчик располагался прямо против входа: за прилавком экстравагантно одетая женщина, а за ней на чёрной матовой панели — сувениры. Чего тут только не было! Памятные значки, безделушки, изображающие наиболее экзотических далийских птиц и животных, пепельницы и чаши, сделанные из черепов, великое многообразие часов-перстней самых причудливых форм, радиоприемнички, выполненные в виде пылающей капли (эту каплю на специальной цепочке с зажимом полагалось вешать на ухо), диктофоны, универсальные карандаши — всего не перечислишь. Центральное место среди этих вещей и вещичек занимала чёрная звезда.

Она не сразу привлекала к себе взгляд, но, увидев её, уже трудно было оторваться. Она слабо светилась грустноватым серебристым светом, каким светится Млечный Путь, она манила и пугала, звала и предостерегала. Это было настоящее произведение искусства, творение подлинного мастера.

Лобов заставил себя отвернуться, было неразумно привлекать к себе лишнее внимание, улыбнулся женщине за прилавком и вошёл в бар, вход в который, в отличие от заведения Шпонка, был завешен не шнурами, а шелковистыми хвостами далийских обезьян-качунов. Примерно половина столиков была занята. Компания молодёжи, пожилой, представительный ленд со скукой во взоре, какие-то атлетически сложенные личности, нехотя поглощающие завтрак, — все так, как и должно быть.

Иван занял место за длинным, стоящим поодаль от других столиком и встретился взглядом с барменом, который, опершись обеими руками на стойку и ссутулив плечи, исподлобья смотрел на него. У бармена были сонные водянистые глаза с набрякшими веками, дряблое, заметно расширяющееся книзу лицо, рот, прорезанный большой скобкой, короткие толстые руки и огромный живот. Это был Рихт.

Осмотрев эту карикатурную фигуру, Лобов пальцем поманил Рихта к себе. Тот недовольно шевельнул опушёнными уголками рта и нехотя, будто предчувствуя нечто неприятное, прокосолапил к столику, став похожим на дрессированного медведя.

— Что угодно ленду? — спросил Рихт неожиданно тонким для такого грузного тела голосом. Он смотрел в сторону, поверх головы Лобова, демонстрируя полнейшее к тому равнодушие.

— Два стакана холодного молока, — коротко заказал Иван.

— И что ещё?

— Больше ничего.

Голова бармена неуклюже повернулась. В глубине глаз была насторожённость — Рихт изучающе смотрел на посетителя, который явно не входил в давно изученные им стандартные рамки.

— У ленда болит желудок? — наконец спросил он, делая попытку растянуть в улыбке свой рот.

— Если бы у меня болел желудок, я пошёл бы не в бар, а в клинику, — спокойно ответил Лобов и, так как Рихт не торопился отойти от стола, напомнил: — Я заказал два стакана молока.

Рихт тяжело, так, что колыхнулся отвислый живот, вздохнул, всем своим видом демонстрируя, как он был бы рад, если бы такой клиент убрался куда-нибудь подальше. Лобов усмехнулся.

— У меня к вам выгодное дело, Рихт, — сказал он, понизив голос.

— Как будет угодно ленду. — Бармен, переваливаясь, направился к стойке.

Через минуту он вернулся с большим подносом, на котором стояли два стакана молока.

— Садитесь. — Лобов указал хозяину бара на свободный стул. Не дожидаясь, пока тот усядется, он отпил глоток молока, одобрительно кивнул и залпом опорожнил весь стакан.

— Ленд рискует подхватить ангину, — печально заметил Рихт.

— У меня хорошее здоровье.

Лобов поставил опустевший стакан, достал бумажник, извлёк оттуда фарг, положил его на поднос.

— Не затрудняйте себя вознёй со сдачей.

— Вы очень, очень добры, ленд.

Пухлая рука бережно взяла бумажку, расправила и опустила в карман. Когда Рихт снова поднял глаза, то увидел перед собой голографию Кронина. Это продолжалось несколько мгновений. Лобов переложил голографию в другую руку, взял с подноса второй стакан молока, пододвинул к себе.

— Этот человек, — сказал Лобов, пряча голографию в карман, — заходил в ваш бар два дня назад.

Рихт равнодушно пожал плечами.

— Я не имею обыкновения запоминать посетителей, ленд.