– Одна форма - десятиногий друг, что лежит здесь. Правда, ему не положено совать хвост в рот. Но это лишь переходная ступень... Другая форма, это... это... Конвей замолчал, вглядываясь в появившееся на свет существо. Куски "опухоли" падали на пол. Отчасти ее срезал Конвей, а отчасти сбрасывал и сам новорожденный.

– Кислорододышащее, - продолжал Конвей.
– Яйценосное. Длинное, гибкое тело, снабженное четырьмя ногами, как у насекомого, манипуляторами, обычными органами чувств и тремя парами крыльев. Внешне напоминает стрекозу. Похоже, что первая форма, судя по примитивным щупальцам, приспособлена для тяжелого труда. До тек пор, пока она не минует стадию "куколки" и не превратится в более подвижное, изящное существо, она не может считаться полностью сформировавшейся и готовой к исполнению ответственной работы. Полагаю, это и ведет к созданию сложного общества...

– Я как раз собирался сказать, - в голосе Скемптона звучало разочарование человека, которого лишили возможности произвести сенсацию, что два таких существа находятся на борту нашего корабля и они возьмут на себя заботу о пациенте. Они настаивают, чтобы с пациентом ни в коем случае ничего не делали...

Тем временем О'Мара проник за ширму. Он во все глаза смотрел на пациента, расправлявшего крылья, затем с трудом взял себя в руки.

– Полагаю, вы примете мои извинения, доктор, - сказал он.
– Но почему вы никому ничего не сказали?..

– У меня не было никаких доказательств своей правоты, - ответил Конвей. Когда пациента при попытке ему помочь охватывала паника, я предположил, что его опухоль - нормальное состояние. Всякая гусеница будет противиться попыткам содрать с нее оболочку куколки, потому что это ее убьет. Были у меня и другие соображения. Отсутствие органа для приема пищи, защитная позиция с вытянутыми щупальцами, сохранившаяся с тех дней, когда естественные враги угрожали новому существу, спрятанному внутри медленно твердеющей оболочки. Наконец-то, что в последней стадии воздух, выходящий из легких, не был видоизменен, значит, легкие и сердце, которые мы прослушивали, не имели уже прямой связи с организмом.

***

Конвей рассказал, что на первых порах он вовсе не был уверен в своей теории, но все же не последовал советам Маннона и Торннастора. Он исходил из того, что состояние пациента является нормальным или относительно нормальным и лучшим решением будет выждать, ничего не предпринимая. Так он и поступил.

– Наш Госпиталь горд тем, что в нем все делается для блага пациента, продолжал Конвей.
– И я не мог представить, чтобы доктор Маннон, я сам или кто-либо из наших коллег мог бы бездействовать, когда у него на глазах умирает больной. Возможно, кто-то и принял бы мою теорию и согласился бы сотрудничать со мной, но я в этом сильно сомневался.

– Хорошо, хорошо, - перебил его О'Мара, подняв руки.
– Вы гений, доктор, или что-то в этом роде. Что же дальше?

Конвей почесал подбородок и задумчиво сказал:

– Мы должны были помнить, что наш пациент находился на борту "скорой помощи", значит с ним было что-то не так. Он нуждался в помощи - видно, сам оказался слишком слаб, чтобы пробить кокон. Возможно, в этом и заключалась его болезнь. Если он страдает еще чем-нибудь, то теперь дело за Торннастором и его сотрудниками, они мигом вылечат его, тем более, что могут получить квалифицированный совет от его соотечественников. Если только наши первоначальные ошибочные действия не вызвали в нем психических сдвигов, добавил он обеспокоенно.

Включив транслятор, он пожевал губами и обратился к пациенту:

– Как вы себя чувствуете?

Ответ был кратким, но конкретным и совершенно успокоил взволнованного доктора:

– Я голоден, - сказал пациент.