Белла Улановская
Сила топонимики
Рассказ
Я хочу говорить о том, из каких трещин растут березы, но из каких развалин они никогда не вырастут. Влетит зерно, зароется в снег, покемарит до положенного срока, разбухнет, лопнет, предпримет штыковые атаки в направлении подходящей моховой подушки, а там и листвой укрылось, теперь не достанешь, не выдерешь, высоко сижу, далеко гляжу, мои камни, мои стены.
Ферма. Стоит на краю тверского села Котлован. Под крышей выведено двухметровыми буквами из красного кирпича: Грозный. Строили в конце шестидесятых (а, скажут вам местные жители, были тут шабашники из Чечни, у них семьи, говорят, большие, работы всем не хватает, живут бедно, вот соберутся родственники в бригаду и отправляются к нам). В начале каждой зимы между селом и райцентром начинался трезвон: Ферма Грозный не готова к зиме! Хватит ли сена? Не хватало всегда. И вдруг, на исходе зимы - всё! Забирайте коров по домам. Вышли все. Даже дед, не встававший всю зиму, тянул за собой чуть живую коровенку. Она упиралась.
– Ишь, обратно в колхоз хочет!
– Предстояло избавиться от колхозных привычек, были случаи, находили хозяева свою собственность на пустой ферме.
Старинное мужское имя Ваха означает - живи, Леча - сокол, Алхазур - птица, Мансур означает - победитель.
Село Алоль Псковской области. Позднее утро.
Перед конторой много техники. На крыльце народ. Ждут директора.
– А вы знаете, что парторг Пузыня сегодня в мастерских выдал! Я, говорит, наконец понял, почему городские у нас не задерживаются. Они привыкли на работу проходить по турникету. Надо и у нас такую штуку устроить.
– Еще бы!- подхватили с серьезным видом шофера и трактористы.
– Перед стогом, например. А еще лучше на скотном. В Алешнюгах есть бык. Сильно не любит плохо одетых. Вот его вахтером и поставить.
Строители чеченцы из хозрасчетной бригады ждали окончательного расчета за построенный дом. Их бригадир Мохьмад уже не раз ходил в контору.
– Две тысячи уже в банке, - говорил ему директор, - скоро получите.
– У нас ни копейки нету, - отвечал Мохьмад.
– Все равно вы хлынничаете. Делали бы второй дом.
– Кушать надо, Анатолий Иванович!
– Тогда ходи в малину, Магомед, - сказал директор.
Тут была одна бабенка, маленькая, дохленькая, а тягучая. Она однажды подсчитала: двадцать первый председатель на моем веку. Вы сегодня побыли и уедете, а я тут с четырнадцати лет карабкаюсь.
– Иваныч, дай хоть уголка покосить...
А между тем шла накачка бригадирам.
– Позволку не давай такую, у тебя все самовольничают, себе накосили, как кроты, - говорит он одному.
– Когда убирать приступишь хлеб?
– спрашивает он другого.
Все смеются.
– Когда агроном скажет!
– Убирать ты не готов, а хлеб у тебя молотят. Девять поросят с маткой да два кабана. Пожуют, пожуют и выплюнут твой ячмень. Ведь у тебя там заповедник, стрелять их нельзя, нужно или караулить ячмень, или убирать его.
Осторожно притворив за собой дверь, на пороге стоит молодая женщина с кожаной модной сумкой. Пышные рыжие волосы подобраны в строгую прическу.
– Что, Маргарита?
– Не могу с ним жить.
– Что случилось?
– Кто-то ему подал бутылку коньяка и спирта.
– Зачем, Маргарита, сразу уезжать? Поживи отдельно от мужа. Мы тебе отдельную квартиру дадим. Иди, бери ключи. Поработаешь в столовой.
Маргарита ушла. Она была похожа на трудолюбивую, добропорядочную аспирантку; вялая ее жалоба больше походила на то, как если бы эта не очень удачливая девица пришла в деканат и стала бы ныть, что ей не выдали какую-то книгу и что ее научный руководитель не дает ей заниматься какой-то темой. Все, мол, бросаю я эту бодягу, и не нужна мне ваша наука, отдайте мои документы. Покорно отправилась Маргарита за ключами от отдельной от мужа квартиры.
Неплохо. Расскажешь кому - не поверят. Ночью ссора, утром квартира.
Утренняя жизнь в кабинете директора шла своим чередом.
– Конюха забрали, в Пустошке, пьяного, - сообщает бригадир, - кони без присмотра.
– А ты выгородку сделай.
– Они сдохнут там за это время. Всю конюшню с голоду изгрызли.
Говорили, что надо вычистить все пожни, все естественные сенокосы: вон в Ключках некошено, все печины обкосить, сграбить косогоры, где прессы не берут.
– Нужно искать еще пятьсот тонн сена. А рабочим с больницы выписывайте наряд каждый вечер! Вы что же, считаете, что если на принудительном лечении от алкоголизма, то они рабы? А в сараях чтоб были навешаны двери, закрывайте, а то растащат сено, отдыхать туда молодежь пойдет, хорошие двери Магомед сделал...
Снова появляется рыжая Маргарита.
– Не дает вещи, - сообщает она.
– Что я буду мучиться? Он ходит разъяренный.
– Мы и не таких усмиряли.
– Не тянутся туда ноги, в столовую. И так и сяк прикину. Увольняйте.
– А ты кто по специальности?
– Агроном.
– Иди в гостиницу, отдыхай. Раз агроном, мы тебе работу найдем.
В совхозной гостинице, а на самом деле обыкновенной общаге, обитали степенные алкоголики. Там жил Леша по прозвищу Камикадзе, юный друг, умудрился два трактора разбить за полгода.
Любил вечерком врубить "Таганку" лишенный водительских прав Гена, вздыхая о прошлых днях.
– Когда я в лесопункте работал, - рассказывал он, - заезжаешь в лес, так на каждом пеньке зайчик бутылочку ставил. Когда у меня колеса крутились, я без бутылки не сидел. Приходит дед, просит привезти дрова, сынок, говорит, озолочу. Давай сюда твою накладную, говорю. А у меня пять-шесть накладных в кармане, как карты. Всем дрова нужны. Отходы с пилорамы, хорошие отходы. "Откинь отходов, Галя! У бати дров нету. Батя без дров". Двадцать годов я отъездил на машине, а теперь все, не надо было закладывать.