Шрифт:
— Вы только посмотрели бы на нее во время урока музыки, какая она злющая! — доказывала Вихорева.
— Да ведь тебя можно роялем по голове ударить, когда ты дубасишь свои гаммы!
— Три года врешь все на одном и том же месте!
Спор перешел в хохот.
— Вот что, mesdames! — на кафедру рядом с Франк забралась Назарова. — Травить или не травить Метлу?
И общим голосом решено было не травить.
Резкий звонок прервал шум, в класс вошла классная дама и почти вслед за нею учитель русской словесности Попов.
Это был уже далеко не молодой человек, маленького роста, с большими, выпуклыми, как пуговицы, глазами, в очках, с носом попугая, но толстым и красным от постоянного нюхания табака. Пестрый фуляр, [23] засморканный и пропитанный табачными пятнами, всегда, как флаг, болтался у него в левой руке или висел из кармана. Говорил он ясно и витиевато, стихи читал прекрасно и, в сущности, был добрый человек и хороший, полезный учитель. Сочинения были его коньком, и он их задавал на всякие темы.
23
Шелковый носовой платок. Первоначально фуляром называлась мягкая и легкая шелковая ткань.
Войдя в класс, он положил на кафедру связку тоненьких синих тетрадок с последним классным сочинением на тему «Восход солнца».
— Ну-с, — начал он, семеня по обыкновению коротенькими ножками, разгуливая между кафедрой и первым рядом парт. — Сегодняшние сочинения меня не обрадовали. Как, никто из вас не видал восхода солнца? Никто не наблюдал величественной картины оживления природы?
Вот на скале новорожденный луч Зарделся вдруг, прорезавшись меж туч, И розовый, по речке и шатрам, Разлился блеск и светит там и там…
Вы не знаете этого стихотворения Лермонтова, оно мне сейчас пришло на память! Вот как поэты описывают восход солнца, а вот как пишут у нас; возьмем, например, сочинение m-lle Вихоревой. — И он раскрыл синенькую тетрадь.
Я никогда не видела восхода солнца; в институте мы всегда в это время спим, а потому, когда меня отпустили летом домой на неделю, я обратилась вечером к своей maman: «Maman, позвольте мне завтра утром глядеть восход солнца — мне надо писать на эту тему сочинение». Maman посмотрела на меня с удивлением. «Ты напиши лучше «закат солнца», дружок, закат — это у нас бывает каждый вечер на пуанте (мыс, оконечность) Елагина острова, и я могу свезти тебя посмотреть. Но восход… я, право, не знаю, где его смотрят. Надо спросить папа!» Я обратилась к папа, но он сказал мне, что при восходе солнца в Петербурге даже собак ловят арканами, чтобы они так рано не бегали, а порядочные люди все спят. Вот почему я не видела восхода; я поехала смотреть закат, для которого maman себе и мне купила новые шляпки. Мы приехали на Елагин, в прекрасную аллею, и сели на мысике, открытом к морю. Там много скамеек, у maman оказались знакомые, все они обратили на меня внимание, и потому мне было очень стыдно. Я все время глядела вперед, вдалеке были какие-то точки и черточки; maman сказала, что это Кронштадт. Когда мы приехали, то солнце уже почти сидело, то есть было очень низко, как раз между далекими, неясными очертаниями и Петербургом; оно садилось прямо в воду, все глубже и глубже и наконец нырнуло совсем, а вода стала такая красивая, золотая и красная. Я заметила много лодок, которые плыли в сторону солнца, вероятно, они хотели видеть, куда именно оно село. Когда мы ехали назад, maman сказала мне: «Восход солнца — это совершенно одно и то же, только теперь оно шло сверху вниз, а утром оно идет снизу вверх, я думаю, ты можешь описать это…
Вихорева— Что это такое, я вас спрашиваю, и где тут восход солнца?! Или вот сочинение г-жи Салоповой…
Салопова, кривобокая, подслеповатая девочка, густо покраснела и замигала. Она имела дар плакать по любому поводу, потому заранее уже начала вытаскивать носовой платок.
Аврора розовым перстом развязала свой пояс, а Феб выехал на огненной колеснице. Тогда взошло солнце, и на земле все стало светло; молодая поселянка, с венком из душистых васильков, вышла на поле и с громкими песнями начала убирать хлеб.
— Что это такое? Во сне вы, что ли, видели что-то подобное?
Но Салопова уже всхлипывала и сморкалась:
— Господин Попов, я тоже никогда не видела восхода солнца, только не смела этого сказать.
— Maman идет, Maman! — пронеслось вдруг по классу; дежурная, сидевшая у входной двери, бросилась ее отворять. В класс вошла Maman. На этой апоплексически толстой особе было синее шелковое платье с большой пелериной, белый кружевной чепчик, подвязанный под третьим подбородком желтыми лентами; за Maman шел ее неразлучный спутник — толстый, неимоверно важный мопс. Девочки встали, присели плавно и низко, проговорив в голос: «Bonjour, Maman»! [24] дежурная подала ей рапортичку, отчеканив ясно:
24
Здравствуйте, Маман!
— J'ai l'honneur de vous pr'esenter un rapport sur la journ'ee. La deuxi`eme cat'egorie se compose de 30 'el`eves, actuellement en bonne sant'e. [25]
Maman кивнула головой, но не сказала, как всегда: «Bonjour, mes enfants!» [26] Затем величественно ответила на поклон учителя и села на стоявший у стены стул; на стуле рядом, с которого вскочила классная дама, поместился мопс.
Maman была в чепце с желтыми лентами — плохая примета, отметили институтки. Сердца многих забились — вспомнилась вчерашняя угроза Коровы.
25
Имею честь представить вам рапорт на день. Второй класс насчитывает 30 учениц, в настоящее время все здоровы.
26
Здравствуйте, дети мои!
Попов немедленно вызвал одну за другой трех хорошо декламировавших девочек. Одна прочла оду Державина «Бог», всегда приводившую Maman в умиление, другая сказала, звонко отчеканивая рифмы:
Отуманилася Ида, Омрачился Илион, Спит во мраке стан Атрида, На равнине мертвый сон.Третья очень мило проговорила любимую басню Maman «Кот и повар». Но все было напрасно: Maman сидела как истукан, и на ее добром широком лице теперь был виден гнев. Попов больше не знал, чем занимать редкую посетительницу, и, боясь начать скучный диктант, стал вдруг проводить параллель между Пушкиным и Лермонтовым. Он говорил хорошо, живо и даже с пафосом продекламировал «Пророка» — того и другого… Наконец раздался ожидаемый звонок, и учитель, быстро раскланявшись, исчез. Maman встала, за нею и все девочки.