– Господи боже! – сказала Джеки.– По-моему, это голос Паулы... Что там происходит?

Я вылез из постели и начал искать свои туфли.

– Кричит она так, будто ее пытаются изнасиловать.

– Этого не может быть,– сонно возразила Джеки.– Из-за этого она бы не стала так кричать.

Я с неодобрением посмотрел на нее и направился на кухню, где стал свидетелем необыкновенного зрелища. Дверь была широко раскрыта; на пороге, озаренная розоватыми отблесками огня, подбоченившись, стояла наша хозяйка; ее роскошная грудь тяжело вздымалась после длинной тирады на языке гуарани. Перед ней стоял маленький худощавый индеец в оборванной одежде, держа в одной руке помятую соломенную шляпу, а в другой какой-то круглый предмет, очень похожий на футбольный мяч. Он говорил что-то Пауле мягким, успокаивающим тоном, а потом протянул ей этот футбольный мяч. Паула отскочила и издала такой пронзительный, негодующий крик, что большая жаба, сидевшая около порога кухни, испуганно прыгнула в ближайший куст гибискуса. Но индеец, видно, был не из пугливых, он положил шляпу на землю, опустил в нее футбольный мяч и начал что-то говорить, оживленно жестикулируя. Паула перевела дух и обрушила на него поток ругательств. Скандал на кухне в пять часов утра, когда двое стараются перекричать друг друга на языке гуарани, сплошь состоящем из гортанных звуков,– это было для меня слишком.

– Алло! – громко крикнул я.– Buenos dias![16]

Это немедленно возымело свое действие. Индеец подхватил шляпу вместе с мячом, прижал ее к распахнутой рубашке, поклонился и отошел в темноту. Паула привела в порядок свой бюст, грациозно поклонилась и направилась ко мне, вся трясясь от возмущения.

– Ah, senor,– сказала она, задыхаясь и лихорадочно сжимая кулаки.– Ah, senor, que hombre... buenos dias, senor... yo lo siento...[17]

Я хмуро посмотрел на нее и начал припоминать весь свой запас испанских слов.

– Hombre[18],– сказал я, показывая пальцем в ту сторону, где стоял индеец, совершенно исчезнувший на фоне деревьев и кустов.– Hombre... рог que usted argumentos?[19]

Паула бросилась в темноту и вытащила оттуда упиравшегося индейца. Она подтолкнула его ко мне и, отойдя в сторону, величественно ткнула в него толстым коричневым пальцем.

– Hombre,– сказала она срывающимся от волнения голосом,– mal hombre[20].

– Почему? – спросил я. Мне было искренне жаль индейца.

Паула посмотрела на меня как на сумасшедшего.

– Рог que? – переспросила она.– Рог que?[21]

– Рог que? – повторил я, чувствуя, что все это очень напоминает дуэт из какой-нибудь оперетки.

– Mire, senor[22],– ответила Паула.– Смотрите.

Она схватила шляпу, которую индеец крепко прижимал к груди, и показала мне лежавший в ней футбольный мяч. При ближайшем рассмотрении – хотя все происходило в темноте – оказалось, что вызвавший негодование Паулы предмет был меньше футбольного мяча, но почти такой же формы. С минуту все мы молча смотрели на него, затем Паула набрала в легкие воздух и оглушила меня пулеметной очередью испанских слов, из которых я мог разобрать только регулярно повторявшееся слово "hombre". Я понял, что без посторонней помощи не обойтись.

– Momento![23] – произнес я, подняв руку, затем повернулся и вошел в дом.

– Что случилось? – спросила Джеки, увидев меня.

– Понятия не имею. Похоже, Паула страшно оскорблена тем, что какой-то индеец пытается всучить ей рождественский пудинг.

– Рождественский пудинг?

– Ну да, не то рождественский пудинг, не то футбольный мяч, не разбери-поймешь. Хочу разбудить Рафаэля, пусть выяснит в конце концов, что здесь происходит.

– Едва ли это может быть рождественский пудинг.

– Мы в Чако,– ответил я.– А в Чако все может быть.

Рафаэль, как и следовало ожидать, спал; он свернулся в клубок под кучей одеял и равномерно посапывал. Я стащил с него все одеяла и пошлепал его по спине. В ответ раздался громкий стон. Я снова пошлепал его, и Рафаэль поднялся, глядя на меня бессмысленным взглядом и разинув рот.

– Рафаэль, проснись, я хочу, чтобы ты пошел со мной и перевел кое-что.

– Нет, Джерри, не сейчас,– жалобно простонал он, близоруко щурясь на часы.– Посмотри, только половина шестого, я не могу так рано.

– Идем,– неумолимо настаивал я,– вылезай из постели. Мы, кажется, договорились, что ты будешь у нас переводчиком.

Рафаэль надел очки и посмотрел на меня с искренним возмущением.

– Да, конечно, я обещал быть переводчиком, только не в пять утра.

– Ну, хватит разговаривать, одевайся. К Пауле пришел индеец, они спорят о чем-то – какой-то футбольный мяч... Я ничего не могу понять, и ты должен мне помочь.

– Нет, я просто обожаю это Чако,– с горечью сказал Рафаэль, надевая туфли. Охая и зевая, он пошел за мной на кухню. Паула и индеец стояли на том же месте, футбольный мяч по-прежнему лежал в шляпе индейца.