В общем, только о состоянии здоровья президента и говорили. Даже забыли на какое-то время Чечню, уже почти два года не сходившую с первых страниц газет и журналов, не исчезавшую из информационных выпусков теле – и радиопрограмм.

Высказывались предположения о том, что президент уже давным-давно серьезно болен, что у него, помимо всего прочего, еще и цирроз печени, что, видимо, он уже никогда не поправится. Из чего делался вывод о необходимости добровольной отставки президента. После подобных заявлений сразу же, в тех же самых передачах, вылезал какой-нибудь умник и начинал заверять публику, что только ему одному из достоверных источников стала известна страшная в своем цинизме правда – президент абсолютно здоров, а вся заваруха с его мнимой болезнью устроена охраной с тем, чтобы высветить, как рентгеном, недругов главы государства и расправиться с ними чуть позже – одним махом, когда они бросятся делить власть.

Но президент, тем не менее, то и дело появлялся на экранах телевизоров, опровергая всевозможные версии и досужие домыслы о том, что он смертельно болен и лежит, не выходя из палаты. Естественно, все более-менее сведущие люди видели, что президент выглядит не лучшим образом. Понятно, гримеры старались вовсю, словно готовя президента на конкурс красоты. Глава государства продолжал встречаться со своим премьер-министром и время от времени обращался к гражданам России по радио.

А злопыхатели не унимались. По России поползли слухи, что Президенту России не просто предстоит операция на сердце, какое-то там коронарное шунтирование, а пересадка сердца, и вся заминка лишь в том, что врачи ждут донора.

Обо всем этом Глеб Сиверов был прекрасно осведомлен: газеты он читал, телевизор смотрел, даже слушал зарубежные радиостанции, хотя времени на это у него почти не оставалось. Приходилось получать информацию как бы между делом.

Он продолжал собирать информацию о полковнике Рудневе. Пока еще факты, выступления СМИ и разговоры с генералом Потапчуком никак не укладывались в одну стройную теорию, где все части связаны воедино неопровержимой логикой.

Делая свою работу, следя за полковником Рудневым и его людьми, Глеб продолжал неустанно размышлять. И в конце концов его размышления увенчались успехом.

Однажды Глеб сидел в машине и слушал радиопередачу о состоянии здоровья президента и об указах, в которых кто-то отстранялся от должности, кто-то переставлялся с одного места на другое.

"Вот оно что! – осенило Глеба, и он ударил себя кулаком по колену.

Сиверов опустил голову, по его лицу скользнула странная улыбка. – Неужели все так просто? Неужели я не мог додуматься до этого раньше?..

А Потапчук? Куда он смотрит? О чем он думает? Ведь все так просто, просто и очевидно! Как дважды два.

Срочно, немедленно надо связаться с генералом! Но не спеши, Глеб Петрович, подумай еще. Может, все это тебе показалось".

И Глеб, продолжая следить за аркой, из-за которой мог появиться полковник Руднев, не переставал напряженно думать.

"Да, действительно, вот оно, классическое убийство, в котором невозможно найти преступника. Слишком уж все ловко придумано. Президента России решили устранить, устранить абсолютно незаметно, списав его смерть на плохое здоровье, на недосмотр врачей или, что более вероятно, на их злой умысел. Да-да, когда-то такое уже было, знаменитое «дело врачей-вредителей». Наверное, по этому же аналогу задумано и нынешнее преступление. Президента попытаются отравить или убить во время операции, а затем его смерть спишут на медиков. Мерцалов и ему подобные запущены в дело лишь для отвода глаз и оттягивания сил на сторону.

Врачи-вредители… История повторяется? Тогда дорога к власти открыта. И те, кого президент своими указами отстранил от власти, снова смогут вернуться к сытным кормушкам, снова смогут влиять на судьбы людей. Да, задумано здорово, – восхищенно подумал Глеб. – Но этому не бывать! Надо немедленно поделиться своими соображениями с генералом Потапчуком, и пусть он предпримет меры. Ведь у него, в отличие от меня, есть возможность выйти на людей, связанных с главой государства, объяснить президенту схему готовящегося убийства. Хотя нет, – одернул себя Сиверов, – все не так просто. Я могу изложить генералу Потапчуку свою версию, но какие у нас факты?

Капсула с отравляющим веществом? Ну и что из того?

Мало ли для чего Джордано Мазини, он же Иванов, привез яд в Россию? И вообще все это очень скользко, хотя вполне может быть правдой. Но как ее доказать?

Как? – Глеб напрягся, вцепился в руль. – Да, можно арестовать полковника Руднева, но что это даст? Руднев не дурак, он скажет – да и я, вероятно, сказал бы то же самое – «Я занимаюсь безопасностью президента и о капсуле ничего не знаю. Или даже знаю, но хотел ее захватить лишь для того, чтобы враги президента не смогли ею воспользоваться». А кто враги? Кто?

Я знаю, с кем связан Руднев, под чьим началом служил полковник. Неужели он? Неужели все те, кого президент отправил в отставку, в одночасье сбросив с вершин власти?"

Борис Андреевич Симаковский был дома. Он вообще в последние несколько лет не любил покидать свою огромную квартиру, находящуюся всего лишь в получасе ходьбы от места его бывшей работы – от Лубянки.

Сорок с лишним лет проработал Борис Андреевич в КГБ. Он получал звания, награды, а занимался Симаковский в КГБ очень любопытными вещами. Он был одним из тех, кто возглавлял лабораторию, доступ в которую почти для всех оставался закрытым. И даже не каждый генерал Комитета мог в нее попасть.