Шрифт:
Они были живыми еще несколько минут назад, зачем-то внаглую рванули из дома прямо по улице, нарвались на Конюха с Гусевым, обстреляли их, развернулись и напоролись на Панкевича со спецназерами и остальными бойцами… Гусева чуть зацепило пулей по щеке. Конюха они вообще не задели – он высадил по бегущим весь рожок и, видимо, как-то с нервяка развернул автомат так, что по роже хлестнуло собственными горячими гильзами. Конюх тяжело дышал и не слышал, что Веселый говорил Гусеву, тщетно пытаясь отобрать у него оружие. Гусев смотрел на Веселого полубезумным взглядом, намертво вцепившись в дымящийся автомат, а по лицу его катились в одном коктейле слезы, сопли, пот и кровь…
– Товарищ майор, – к Конюху наконец-то вернулся слух, но доклад Панкевича ротному доходил до него, как сквозь вату: – У нас двое уйти пытались… Да… Уже… Нет… Гусева чуть царапнуло.:. Нет, товарищ майор, просто царапина… Нет… Один готов сразу, второй… тоже… кончается… Есть…
К убитым подошли десантники. Ара внимательно осмотрел боевиков и вздохнул:
– Готов! А этому – скоро хана. Видишь? Пузыри пускает…
– Угу, – сказал сержант Бубенцов, склоняясь над убитыми и начиная их обыскивать. – Все кишки наизнанку вывернуло.
– Так «пернатый» с «парнокопытным» постарались! – усмехнулся Маугли, кивнув на Коняева с Гусевым. Гусева трясло, неизвестно откуда появившийся прапорщик Квазимодо гладил солдатика по плечам, что-то шептал в ухо и помогал расстегнуть пуговицы на бушлате.
– Вот интересно, – сказал Веселый. – Который раз замечаю уже… У каждого убитого поначалу очень такой свой, особенный запах… Индивидуальный… А потом…
– Потом суп с котом, – оборвал его Бубенцов, вытаскивая из-за пояса бородатого пистолет Стечкина, на рукоятке которого было выгравировано имя «Рамазан». – Смотри, молодой какой, красивый… А все уже… Отбегался по горам абрек… А ты – запах…
На эти слова к ним обернулся и быстро подошел Квазимодо. Он взял у Бубенцова «Стечкина» и передернул затвор. Безбородый боевик еще дергался, еще царапал землю.
– Молодой, красивый? – спросил прапорщик. – А может, тебе напомнить, как такие молодые-красивые нашим ребятам глаза выкалывают и головы отрезают? А про язык Малецкого? Ты что – не видел?
Прапорщик резко повел стволом к голове агонизировавшего и выстрелил ему в ухо.
Старший лейтенант Панкевич демонстративно отвернулся к невозмутимым спецназерам Сове и Фикусу и закурил. Где-то за забором завыли женщины…
Тем временем Самохвалов, Орлов, комвзвода «вованов», Тунгус и еще несколько десантников и «вэвэшников» медленно продвигались по кладбищу – Самохвалов все время бубнил:
– Осторожнее. Смотреть растяжки… Их тут – как гондонов на пляже… Ага – вон, слева… Орлов – давай-ка – из гранатомета для надежности… Видишь, где синяя крышка от бака?
Все залегли, после разрыва встали и подошли к курящейся дымом свежевыколоченной щели, прикрытой остатками бетонной плиты. Тунгус шмыгнул носом, почуяв запах горелого мяса. Самохвалов покосился на него и сказал капитану – вэвэшнику:
– Так, Дмитрий… Твоим – тоже не хер смотреть на это… Еще баб не видали, а уже хер не встанет. Пойдем, земляк, нам с тобой можно…
Под плитой было такое, что охнул даже вэвэшный капитан, много чего интересного видавший в своей жизни.
Сначала показалось, что там – одно туловище и две головы в разные стороны. Когда присмотрелись – поняли, что убитых все же двое: расплющенная в блин русоволосая баба средних лет с крестиком на шее и со спущенными штанами, а на ней здоровый дебил с нездешней жидкой бородкой и огромным обрезанным членом. Рядом – домкрат, видеокамера, радиостанция «Кенвуд», несколько шприцев и сникерсов, снайперская винтовка с десятком зазубрин на прикладе.
– Да – сказал Самохвалов. – Веселый сегодня день, Дима… Я так понимаю – они кайф под канонаду ловили. Поднимали домкратом плиту – она стреляла, а он снимал – для отчетности… Блядь… Даже самые отморозки – чеченцы так бы не… Твари…
Вэвэшник поднял камеру (пуля прошла сквозь объектив, а потом вошла в глаз арабу) и хмыкнул:
– Смотри, а твой-то сержант – и впрямь засадил, черт косоглазый.
– Одно слово – Тунгус, – согласился Самохвалов. – Дима, ты если не брезгуешь – посмотри их карманы – карты там, кроки, возьми «кенвуд» и камеру для особистов… Я не могу чего-то больше. Я сегодня чистяк пить буду… Никогда так не наглели… Чтоб во время зачистки… Что-то тут не так, Дима… Снайпером пожертвовали… Кто-то тут ночевал из крупняков – его, видимо, из села и выводили… А главу села менять надо. Сука духовская…
…Числов вырвался из кошмарного сна со стоном, дико уставился на женские глаза напротив.
– Только не говори, что не помнишь, как меня зовут, – сказала Анна, вытирая ладошкой Числову испарину со лба. – Этого я не переживу.
Сергей потряс головой и улыбнулся:
– Аня… Анечка… А как тебя мама в детстве называла?
– Да ну… Ты смеяться будешь…
– Не буду, – Числов даже руку к сердцу приложил. – Ей-богу!
– Нюся-Хрюся.
Капитан фыркнул, и Анна развела руками: мол, кто бы сомневался.