— А что потом?

— Потом мы вернемся в Лондон.

— Кажется, вы не такой уж страшный, — сказала Джек и отчего-то вздохнула. — Я о вас знаю только со слов тетушек, а они и сами не уверены, хороший вы человек или негодяй. И вы совсем голый. Я чувствую ваши ноги, они ужасно волосатые.

— Ладно, хватит болтать, постарайся лучше вздремнуть. И запомни: я вовсе не негодяй. Я честный, порядочный человек, и валяться нагишом на соломе в обнимку с незнакомыми девицами отнюдь не является моей привычкой, можешь мне поверить.

— Вот этого-то я до сих пор и не знаю — можно вам верить или нет. И тетушки не знают. Но зато ваш отец им очень не нравится.

— Мне тоже. А теперь спи, нам еще предстоит обратная дорога.

Через пять минут барон сам уже начал сонно посапывать.

Ей никогда не приходилось лежать в объятиях совершенно голого мужчины. Ощущение было довольно странное, и к тому же она не знала, что ей теперь делать. Однако, немного поворочавшись, девушка в конце концов тоже уснула, сморенная усталостью.

Когда Джек проснулась, то обнаружила, что лежит одна, закутанная в солому, как рыба в магазине. Широко раскрыв глаза, она принялась оглядываться, но прошла, наверное, минута, прежде чем ей удалось наконец сообразить, где она находится. Девушка тут же попыталась приподняться, однако от слабости у нее потемнело в глазах, и она вынуждена была снова лечь. Затаив дыхание, она дождалась, пока это пройдет. Наконец взгляд ее прояснился, и тогда она увидела, что Грей как ни в чем не бывало сидит не далее чем в шести футах от нее и натягивает жилетку.

— Значит, наша одежда уже высохла?

Барон повернул голову и улыбнулся. Она в первый раз видела его улыбку. Сказать по правде, такая улыбка никого не оставила бы равнодушным. Если бы она не подозревала в нем волокиту и бабника, то запросто могла бы сказать, что он улыбается лучше всех на свете.

— С одеждой все в порядке. Осталось выяснить, как ты себя чувствуешь.

— Слава Богу, голова вроде перестала кружиться.

Она ощупала себя сверху донизу и убедилась, что боль в тех местах, где на теле ее остались синяки, действительно была уже не такой сильной.

— Все остальное тоже неплохо, но мне бы не хотелось ехать в Лондон — разве что ради того, чтобы оставить там вас с Брюстером. Потом я должна буду вернуться на ту дорогу, по которой наверняка доберусь до Фолкстоуна.

— И не надейся, — буркнул Грей. Он, по всей видимости, гораздо больше был озабочен состоянием своего жилета, нежели ее попыткой убедить его дать ей свободу. Подойдя к Джек, он бросил на солому ее тряпье: — Одевайся, а я пока напою лошадей.

Она едва успела управиться со штанами, как Грей, вернувшись в сарай, возвестил:

— Солнце сияет веселее, чем женщина, которая получила в подарок от любовника бриллиантовое колье!

— Никогда не слышала таких сравнений.

— Иногда и я становлюсь поэтом. — Барон смерил ее насмешливым взглядом с головы до ног и, усмехнувшись, тут же подвел итог своим наблюдениям: — Ну и чучело!

— Сами-то вы не лучше.

— Да, пожалуй, сейчас нам не стоит рассчитывать на теплый прием в светских гостиных! Но по крайней мере на моей физиономии нет такого количества синяков и ссадин — в отличие от твоей. Как бы там ни было, нам давно уже пора подкрепиться, а по моим расчетам, где-то здесь неподалеку должна быть премиленькая деревушка с таверной.

«Жирная гусыня» была самой роскошной таверной в Гриндл-Эббот; фасадом она выходила на главную площадь и даже имела свой дворик, ограниченный двумя рядами старых дубов и небольшой конюшней. Поскольку ей уже исполнилось не меньше трехсот лет, выглядела она довольно ветхой, однако все еще умудрялась сохранять остатки былой роскоши в виде крутой крыши, крытой черепицей, и множества застекленных окон, отмытых до блеска. Что касается общей залы, то она была довольно тесной — в ней помещалось всего четыре квадратных столика со скамьями, обглоданными древесным червем.

Дородный хозяин в засаленном переднике, подойдя к Грею и его спутнице, довольно небрежно поинтересовался:

— Что будете заказывать, парни?

— Будь добр, принеси чего-нибудь поесть, — смиренно попросил барон, — мне и моему брату.

— И побольше, пожалуйста! — не удержавшись, вставила Джек, стараясь говорить не слишком писклявым голосом.

— Смотри-ка, кто это тебе рожу-то так разукрасил? — Хозяин не спеша почесал свое огромное пузо. — Братец, поди, поучил уму-разуму?

— Хватит болтать, — отрезал Грей. — Неси еду, да побыстрее — мы ужасно голодны.