Не раздумывая, он сбежал с откоса и поспешил к деревеньке.

— Стой! — крикнул ему сверху австралиец. — Куда ты? Громкий женский вопль вырвался из толпы; он был полон отчаяния и ужаса. Петр прибавил шагу и услышал позади себя шум и проклятия Боба. Австралиец спускался по откосу.

Они подбежали почти одновременно, и толпа расступилась перед ними.

В центре круга, на утоптанной глинистой площадке, почти под самым деревом лежал человек. Лицо его было не коричневым и не черным, оно было серым — и это бросилось Петру прежде всего в глаза. Человек лежал раскинув руки, вытянувшись и смотрел в небо остекленевшими, полными тоски глазами. Рубашка, пестрая, грязная и рваная, была распахнута на груди, как будто человек задыхался.

Толпа с молчаливым ужасом смотрела на него, не решаясь приблизиться. Изможденная женщина, обнаженная по пояс, лежала в ногах у человека. Она скребла пальцами глину и сыпала ее себе на голову.

Рядом валялись старенькое одноствольное ружье и сумка, из которой торчали перья какой-то птицы…

— Что случилось?

Петр обвел глазами толпу. Но лица вокруг были непроницаемы: люди стояли словно загипнотизированные.

— Что случилось? — еще громче выкрикнул Петр и в упор посмотрел на молодого гвианийца, стоявшего к нему ближе всех. Тот испуганно вздрогнул, в отчаянии оглянулся, как бы ища поддержки у своих соседей, и наконец заговорил на ломаном английской языке:

— Тайво… убивать змея. Змея вешал на дерево… Змея кусал Тайво…

Петр оглянулся на Роберта. Тот покачал головой и заговорил с молодым гвианийцем на местном языке. После нескольких фраз он обернулся к Петру:

— Этот охотник принес из леса змею. Судя по всему, «африканскую красавицу». Он думал, что убил ее, и хотел повесить на манго — по местным приметам, дерево должно после этого лучше плодоносить.

Он покачал головой:

— Идиоты! Они сами придумали поговорку — «змея кусается, пока у нее не отрублена голова»! Он кивнул на охотника:

— Короче говоря, змея была не добита. Укусила его — и вот…

— Он… умрет?

В голосе Петра был ужас: он впервые видел умирающего человека.

— Они говорят, что послали за колдуном в соседнюю деревню. Все произошло минут пять назад, и, если колдун успеет, парня можно спасти. «Африканская красавица» сразу не убивает.

Женщина, лежавшая в ногах у умирающего, вдруг опять издала страшный, отчаянный вопль. И Петр почувствовал, что теряет власть над собой: он не мог вот так стоять и ждать, пока человек умрет у него на глазах. Он не знал, что нужно делать, но ничего не делать он не мог. Он шагнул к умирающему, нагнулся над ним… Вот он и укус — две маленькие ранки на руке, чуть пониже кисти, два аккуратных, запекшихся отверстия.

И, не отдавая себе отчета в том, что делает, Петр резко рванул подол рубашки умирающего, с треском оторвал длинную полосу материи, туго перетянул безжизненную руку около плеча. Раздумывать было некогда: он много раз читал, что нужно делать в таких случаях. Он сорвал нож, прикрепленный к поясу охотника, и быстрым движением сделал крестообразный надрез в месте укуса. Затем крепко сжал руку гвианиица у плеча и повел кольцо пальцев вниз к кисти, стараясь, чтобы из раны полилась кровь. А когда алые капли выступили, он поднес руку умирающего к своим губам… и внезапно почувствовал сильный рывок, отбросивший его в сторону.

— Сумасшедший!

Бледный австралиец стоял между ним и умирающим.

— Это тебе не укус европейской гадюки. Здесь Африка! Он сунул руку в задний карман своих шорт, вытащил оттуда плоскую металлическую коробочку и извлек из нее шприц… Петр, в оцепенении сидя на земле, смотрел, как австралиец умело сделал укол в плечо охотника и отбросил шприц в сторону.

— Все, — сказал он, поймав взгляд Петра. — Теперь будет все о'кей, если только мы не опоздали…

Он отвел глаза и посмотрел на металлическую коробочку, которую положил рядом с охотником, поднял ее, открыл и… захлопнул.

— Одна доза осталась. Еще на один раз, — усмехнулся он и сунул коробочку себе в задний карман.

Охотник застонал, шевельнул губами. Роберт облегченно вздохнул.

— Пошли, поезд уже прошел.

Петр ухватился за руку, протянутую ему Робертом, и встал на ноги.

— Скорее, — раздраженно бросил ему австралиец. — Как только они поймут, что он будет жить, нам отсюда не вырваться до завтрашнего утра. А я терпеть не могу здешних выражений благодарности!

Он решительно пошел прямо на толпу, и толпа молча расступилась перед ними.

Взбираясь по откосу шоссе, Петр думал: «Интересно, вытащил бы он шприц, если бы я сдуру не полез отсасывать яд? И кого он этим спасал — меня или охотника?»

Он спросил об этом австралийца, когда они уже были в машине.

Тот только хмыкнул в ответ. И Петр почувствовал, что его спутнику неприятно вспоминать о том, что случилось у хижины под манго.

— Сейчас мы будем в Огомошо, — небрежно бросил Роберт. И Петру опять показалось, что в этой небрежности была нарочитость.

Австралиец сбавил скорость, свернул в пыльный и тесный переулок между глиняными хижинами, крытыми бурым от ржавчины железом, потом еще в один, и они выехали на большую площадь, уставленную рядами дощатых прилавков под навесами из циновок рафии.