Старик Киркинхед помолчал, открыв рот. Он уставился на дочь, не желая верить собственным ушам. Потом у него на глазах выступили слезы.

— Ты меня не жалеешь, — дрожащим голосом заговорил он. Старик хотел еще что-то добавить, но передумал и отправился в комнату, всхлипывая на ходу и что-то бормоча.

Сесиль принялась за стряпню. Она стучала сковородками и гремела ложками, а потом с шумом швырнула полешко в огонь.

— Мой отец совсем лишился разума, — громко сказала Сесиль.

Из комнаты старика Киркинхеда они услышали, как ложка стукнула обо что-то стеклянное. Сесиль с удивлением взглянула на Филиппа, он сбросил с колен одеяло и с трудом поднялся с кресла. Он быстро метнулся в комнату старика и было слышно, как он кричал:

— Нет, нет, хозяин!

— Что на сей раз? — спросила Сесиль.

— Наверно, это — яд. Но я вовремя успел его отобрать. Потом юноша засомневался и резко ударил старика по спине. Тот закашлялся, из глаз у него покатились слезы.

— Вы не успели его проглотить?

— Нет, — прохрипел старик, — ты появился вовремя. Сесиль впорхнула в комнату и стояла над отцом с видом карающей десницы. Она взяла в руки пузырек и начала его разглядывать.

— Где ты это взял? — строго спросила она старика.

— В Монреале, — дрожащим голосом ответил старик. Но по его виду можно было понять, что ему нравится то положение, в котором они все оказались. Глазки у него бегали, и на его лице застыло выражение удовольствия, как будто он говорил: «Вам все ясно? Я буду продолжать держать вас всех в напряжении и буду изыскивать для этого разные способы. Я буду пугать вас снова, снова и снова…»

— Ты купил его у аптекаря?

— Да. У Лахойя на рю Сен Поля.

— И ты заплатил за это деньги? — продолжала возмущаться дочь.

Старику Киркинхенду стало стыдно. Ему было неприятно признаваться в лишней трате. Ему пришлось потратить деньги, чтобы время от времени запугивать своих домашних!

Сесиль схватила пузырек, подошла к очагу, где еле-еле тлел огонек, и вылила содержание пузырька в огонь.

— Вот так! — сурово сказала она. — Единственный раз в жизни, папаша, вы зря потратили денежки! И вам не помогла эта жидкость. Вам лучше пользоваться веревкой — она ничего вам не будет стоить!

Несмотря на унижение, старик уселся в кресло с довольным видом. Еще одна попытка самоубийства благополучно закончилась, все пока было в порядке. Но потом он снова начал волноваться: Филипп сидел дома и ничего не делал по хозяйству.

— Почему ты торчишь дома и ничего не делаешь? — возмутился старик. — Тебе нужно учить наизусть тангенсы и котангенсы, как я тебе приказал. Скажи мне, если тебе нужно выбрать из двух деревьев — дуба и ели, чтобы изготовить стеллажи для большого веса грузов, что ты выберешь?

Юноша не знал ответа на этот вопрос.

— Ель? — попробовал он угадать.

— Дуб! — возмутился старик Киркинхед. — У тебя в голове вместо мозгов опилки. Тебе бы только лазать по крышам и падать оттуда, чтобы потом бездельничать дома и вырезать из хорошего дерева никому не нужные фигурки. Из тебя никогда не выйдет хороший строитель. Я только зря трачу на тебя время!

Старик обратился к дочери удивительно вежливым тоном.

— Если можно, я хотел бы тарелку супа! Если только тебя это не затруднит!

Сесиль не собиралась сдаваться.

— Суп? Нет, ты получишь не суп. Тебе следует получить огромную клизму и слабительное, чтобы тебя прочистило с двух концов! Отец, на этот раз тебя придется проучить!

Фелисите лежала в санях, укутанная меховыми полостями, и когда они были у замка, ее еле разбудили. Солнце светило не так ярко, но совершенно не грело. По этому неяркому свету можно было понять, что надвигается еще более сильный холод, и в эту ночь холод скует землю, и всем живым существам нужно будет спрятаться, а замерзшая земля будет трескаться с резкими звуками. Фелисите услышала, что ее зовет Красавчик Гиацинт Дессен, и встала в санях.

— Так, вот она наша красавица, — сказал Дессен. — Надеюсь, мне больше не нужно будет никуда ехать. Если в такую погоду убежит один ребенок, это более чем достаточно. Но двое… это уже перебор!

Как только они оказались за стенами замка и за ними с грохотом захлопнулись ворота, из конюшни прибежал грум. Он ласково погладил лошадь.

— Бедняжка, такой холод, а тебя во двор вывели. Так нельзя обращаться с животными, тем более со старой лошадью, — продолжал ворчать он. — Сейчас поставлю тебя в стойло и дам овса. И тебе тоже, Роланд. Лучше вместо вас запрягли бы ленивых бездельников, чтобы они на своей шкуре испытали этот жуткий холод!

— Ты уверен, что их следует распрячь? — сомневался Дессен. — Я привез девочку целой и невредимой, а как насчет другого?

Грум волновался только о лошадях, но потом сказал:

— Все в порядке, дружище. Второй тоже отыскался.

— Хорошо! — воскликнул Дессен с облегчением. — Я рад это слышать. Этот Бертран — невозможный парень, но мне нравятся его выдумки и храбрость.

Грум взглянул на красавчика Дессена и пробормотал:

— Не торопись. Новости у нас не самые хорошие! Пошли, Байярд и Роланд. Двигайтесь.