– Как ты заполучил их? – Беллер нахмурился. – На них нет твоего имени!

– А вот это верно.

– Тогда как?..

– «КС-компани». Это я, Беллер, – Котти Старк. Все те деньги, которые вы брали взаймы, вы занимали у меня.

– Но я получал их от человека, которого звали Карл Дитрих.

– И это верно. Но Карл работает на меня, и деньги были мои.

– Так вот почему я не мог его найти! Я хотел продлить срок…

– А у вас нет денег, чтобы расплатиться по ним, не так ли?

– Прямо сейчас нет. Но дела наладятся. Прежде я всегда переписывал расписки.

– А теперь этого не произойдет. Последний срок оплаты истек вчера.

– Это несправедливо! Что же мне теперь делать?!

– Несправедливо? А когда вы вышвырнули меня вон, это было справедливо? Вы же понимали, что я мог умереть с голоду.

– Это совсем другое дело.

– Не знаю, может, по-вашему, и так. Но сейчас я хочу, чтобы вы собрали свои пожитки, если они у вас есть, и не позднее чем через час убрались отсюда.

– Ты еще пожалеешь об этом дне! – Лицо Беллера покрылось красными пятнами, глаза засветились ненавистью. – Я позабочусь об этом!

– То есть вы мне угрожаете? – Котти прямо-таки наслаждался бессильной яростью Беллера.

– Со мной такие шутки не пройдут!

Котти с презрением взглянул на потного толстяка. Он понимал, что нажил себе врага, но сейчас его это не беспокоило.

– Собирайте свое имущество и уходите, – жестом прервал он Беллера и угрожающе шагнул вперед.

Беллер что-то буркнул в ответ и исчез в своей спальне.

Котти неторопливо обвел взглядом комнату. Да, снова привести это помещение в порядок – задача не из легких. Придется отскоблить каменный пол и как следует побелить стены. В общем, каждый квадратный дюйм предстоит отделать заново. А уж комната, где спал Беллер, страшно подумать, на что похожа!

Котти уже давно вынашивал планы радикального обновления «Короны». Здание было одноэтажным, а он задумал достроить еще один этаж. Там у него была бы своя комната, еще две спальни и, быть может, небольшая столовая для важных гостей. Он твердо намеревался обзавестись клиентурой из «высшего общества». Но это потом, а сегодня ему предстоит еще одно объяснение, и весьма приятное, если все пойдет хорошо. Как только Беллер уйдет, Котти запрет «Корону» и приступит к следующему делу.

Почти весь день Хоуп усердно убирала, стараясь по возможности навести порядок. Она принесла котел воды из Тэнк-Стрим и вскипятила его на костре перед хижиной. Разводить костры внутри запрещалось даже зимой, и в холода они обогревались только разогретыми в костре камнями и котлом с горячей водой. После того как она дочиста вымела земляной пол, перемыла всю грязную посуду и выстирала белье, Хоуп принялась готовить ужин – тушить в котелке баранину с оказавшимися под рукой овощами.

Она чувствовала себя виноватой из-за того, что осталась сегодня дома и потеряла дневную зарплату, какой бы мизерной она ни была. Хоуп надеялась искупить свою вину работой по хозяйству – тогда ее мать сможет хоть один вечер отдохнуть. Фейс Блэксток больше не занималась с детьми после работы. Она сказала, что научила дочерей и Котти всему, чему могла, а давать уроки другим детям стало для нее слишком утомительно.

Перед самым заходом солнца Хоуп увидела идущих по улице мать и Чарити и залюбовалась сестрой. Чарити было почти двенадцать, она стала стройной и грациозной, походка приобрела плавность, за темными длинными волосами, временами волной прикрывающими лицо, таился томный взгляд. Хоуп не сомневалась, что ее сестра вскоре превратится в настоящую красавицу, но ее беспокоило, что Чарити росла своенравной и капризной. Фейс по-прежнему оберегала и баловала ее, и, по мнению Хоуп, ее сестра была лентяйкой. Если Чарити и работала в мастерской Симона Марша наравне с сестрой и матерью, то сверх этого не делала ничего, и любимым ее занятием было погрузиться в грезы средь бела дня, застыв как статуя и глядя в пространство, так что нередко приходилось напоминать ей о ее обязанностях.

Хоуп перевела взгляд на мать, и сердце у нее сжалось: Фейс сгорбилась и ступала медленно и неуверенно. В последнее время Фейс очень уставала, она похудела и побледнела. Всегда ухитрявшаяся поддерживать чистоту и выглядеть опрятно, насколько позволяли обстоятельства, теперь она перестала следить за одеждой и прической. Ее волосы свисали длинными безжизненными прядями, и одевалась она небрежно. Хоуп знала, что ее матери около тридцати пяти, но на вид ей можно было дать не меньше пятидесяти. Только через шесть лет она сможет освободиться от Симона Марша. Продержится ли она так долго? Правда, в последние несколько лет осужденным предоставили право выкупать свое освобождение, свой «билет на свободу», но это стоило очень дорого, и разве ее семья могла надеяться накопить необходимую сумму?

Вот мать и дочь свернули во дворик перед хижиной, Фейс подняла голову, и ее изможденное лицо озарилось улыбкой: она увидела котел на костре и ощутила запах приготовленной еды.

– О, Хоуп, значит, тебе лучше, раз ты готовишь ужин!

– Я и в хижине навела порядок, мама, – похвасталась девочка.

– Неужели? И откуда такая жажда деятельности? – Фейс ласково погладила дочь по щеке. – Ты еще болеешь?

– Нет, мама, я уже в порядке, – смутившись, успокоила ее Хоуп, глядя, как мать тяжело опускается на скамью возле кострища. – Мне жаль, что сегодня утром… В общем, я, по правде говоря, не была больна, я… Ну, это из-за того…

– Из-за отъезда Котти, – понимающе улыбнулась Фейс. – Но, дорогая, ты же должна понимать, что Котти уже взрослый мужчина. Он теперь собирается стать владельцем таверны. Только представь себе! Нельзя же требовать, чтобы человек с таким положением оставался жить здесь, в хижине.

– Но мы не сможем видеться с ним! – воскликнула Хоуп, глотая слезы.

– Ну, в этом я сомневаюсь. Котти – наш самый преданный друг. Неужели ты думаешь, что он вот так бросит нас?

– Так, значит, ты поэтому сегодня осталась дома? Из-за этого верзилы, старины Котти? А мне пришлось делать за тебя работу! Симон Марш заставил меня работать за двоих!