Он позвонил Кэролин и спросил, что все это значит. Теперь-то он понимал, что расстроил ее своим звонком. В тот день после разговора с женой он ушел с работы — мысли бродили черт знает где.

А теперь Кэролин лежала в больнице, все еще в коме, и звала кого-то по имени Уэн. Вроде бы Уэн. Неужели это тот, с кем у нее был роман на теплоходе? — спрашивал себя Джастин.

При мысли об этом он начинал задыхаться. Ему казалось, что он вот-вот взорвется. Он чувствовал, как на лбу выступает пот.

Он разгладил записку и перечитал ее. Надо позвонить капитану Ши. Будет хуже, если капитан сам позвонит ему на работу. И без того уже Барбара косилась с подозрением, когда передавала ему записку.

При мысли о той страшной ночи ему чуть не стало дурно: пришли полицейские, арестовали его, притащили в участок в наручниках, как простого вора.

Джастин поднял трубку, но тут же нажал кнопку, прерывавшую гудок. Потом наконец он оторвал палец от кнопки и заставил себя набрать номер.

Час спустя он сообщил свое имя дежурному сержанту 19-го участка, всей кожей чувствуя, что полицейские наверняка помнят его в лицо. В этом они поднаторели.

Потом его провели в кабинет капитана Ши, и допрос начался.

— У вас были ссоры с женой после того прошлого случая, мистер Уэллс?

— Ни малейших.

— Где вы были между четырьмя и половиной пятого вечера в понедельник?

— Я гулял.

— Вы заходили домой?

— Да, заходил. А что?

— С женой виделись?

— Ее не было дома.

— Что вы предприняли после этого?

— Вернулся на работу.

— Вы случайно не были на углу Восемьдесят первой улицы и Парк-авеню примерно в четыре пятнадцать?

— Нет, я шел по Пятой авеню.

— Вы были знакомы с покойной Хильдой Джонсон?

— А кто это? — Джастин задумался. — Погодите! Это та женщина, которая говорила, что Кэролин не сама упала, что ее толкнули. Я видел ее по телевизору. Но, мне казалось, никто ей не поверил.

— Да, — тихо подтвердил Ши. — Именно она настаивала, что вашу жену толкнули под колеса. Хильда была очень осторожной женщиной, мистер Уэллс. Она ни за что не впустила бы человека в подъезд своего дома, а потом и в квартиру, не будучи уверенной, что ему можно доверять.

Том Ши наклонился через стол.

— Мистер Уэллс, я хорошо знал Хильду. Она была настоящей чудачкой, местной знаменитостью. Я уверен, что она открыла бы двери мужу женщины, которую, по ее убеждению, толкнули под машину. Она охотно изложила бы свою версию мужу пострадавшей. Вы случайно, не заглядывали с визитом к Хильде Джонсон попозже в тот же вечер, мистер Уэллс?

Дональд Ричардс уже ждал в баре ресторана «Палио», когда Сьюзен вошла с десятиминутным опозданием. Он не стал слушать ее извинений.

— Движение в городе ужасное, я сам только что пришел. Надеюсь, вам интересно будет узнать, что моя мать — я у нее сегодня обедал — слушала вашу программу, когда я в ней выступал, и вы произвели на нее сильное впечатление. Она прочитала мне целую лекцию насчет того, что я назначил вам встречу прямо здесь. В ее время джентльмены заезжали за дамой домой и сопровождали ее в ресторан.

Сьюзен засмеялась.

— На Манхэттене сейчас такое движение, что мы успели бы как раз к закрытию ресторанов, если бы вы сначала заехали за мной в Гринвич-Виллидж.

Она огляделась кругом. Бар был полон посетителей. С обеих сторон от подковообразной стойки стояли столики, причем все они были заняты. Великолепная, выдержанная в основном в красных тонах фреска с изображением знаменитых конных скачек в Палио покрывала все четыре стены двухэтажного зала. Свет был приглушенный, атмосфера казалась одновременно уютной и изысканной.

— Я никогда здесь раньше не была. Тут очень мило, — сказала она.

— Я тоже никогда здесь раньше не был, но это место считается весьма престижным. Обеденный зал на втором этаже. — Ричардс назвал свое имя молодой женщине за столиком дежурного администратора. — Заказ подтвержден. Мы можем воспользоваться лифтом, — сказал он Сьюзен.

Она исподтишка изучала Дональда Ричардса, стараясь не показать, насколько велик ее интерес. У него были темно-каштановые, чуть рыжеватые волосы — бабушка Сьюзи называла это «цветом осенней листвы». Он носил широкие очки в простой стальной оправе. Линзы подчеркивали глубину его ясных серо-голубых глаз.

Сьюзен не сомневалась, что он переоделся к ужину. Накануне и в понедельник, когда он приходил в радиостудию, на нем были спортивные брюки и клубный пиджак. Он производил впечатление небрежно одетого профессора. Сегодня он выглядел совершенно иначе: на нем был явно дорогой темно-синий костюм и серебристо-синий галстук.