Мэдди не знала, что делать. Возвращаться назад нельзя.

Невозможно было допустить, чтобы герцога снова упекли в Блайтдейл. В то же время аморально женить его только из-за сохранения владений. Совершенно очевидно, что его свадьба с Анной Тротмэн вершилась против воли Божией. Ведь Кристиан не раз повторял клятву, но когда наступил решающий момент, он не смог произнести ни слова — выше этой Истины для Мэдди ничего не существовало. Но что предпринять сейчас, она даже не могла себе представить.

Герцог же взял ее за руку, присвоив себе право принимать решения. Настойчиво и властно он повлек Мэдди за собой. Из грязного проулка они вышли на улицу.

Мэдди накрыла голову капюшоном, и все равно ей казалось, что она привлекает внимание прохожих. Улица была ей незнакома, Мэдди никогда не была в этом районе. По обеим сторонам тянулись и исчезали в тумане дома. Правда, они значительно отличались от дома Жерво и ему подобных. Но все же превосходили все то, к чему Мэдди была привычна. Откуда-то из тумана доносился аромат жареных яблок, но продавца обнаруживал лишь бесплотный мелодичный женский голос. Голос терялся в отзвуках топота лошадиных копыт.

Мимо двигались экипажи. Из тумана им навстречу выехал кэб, запряженный единственной хромой лошадью, грустно цокающей по мостовой.

Со стороны церкви от невидимого угла послышались крики. Жерво повернулся, его пальцы крепко сжали руку Мэдди.

Кристиан вышел на мостовую, преграждая путь кэбу. Лошадь дернула головой.

— Тпру, стой! — воскликнул возница, натягивая вожжи, как будто несчастное животное ни за что не остановилось бы по своей собственной воле. — Поберегите даму, господин! — Возница прислушался к шумам в тумане, но потом снова обратился к Мэдди и герцогу. — Вас подвезти, милорд и миледи? — спросил он без особой надежды. — Быстро как молния, со всеми удобствами.

Кэбмен был изрядно удивлен, когда Жерво направился к дверце экипажа, но поспешно слез с козел, предложил Мэдди и герцогу помощь и осыпал их комплиментами. Тем временем крики и топот бегущих ног становились все громче и громче.

Кэбмен посмотрел в ту сторону и затем спросил Жерво:

— Куда прикажете, милорд?

Герцог так стиснул руку Мэдди, что она охнула. Переведя дыхание, она сказала:

— Челси… Нет! — Туда нельзя, там ее знают. Голоса приближались. У нее не оставалось времени на раздумья. О, скорее! Времени на размышления не оставалось. — Ладгейт-Хилл!

— Джон Спринт доставит вас туда в одну секунду, вот увидите! — Возница захлопнул дверь, и через минуту она услышала, как он щелкнул лошадь кнутом. Как ни странно, они поехали довольно быстро, преследователи отстали, и скоро шум погони сменился скрипом и громыханием жалкого экипажа.

Мэдди откинулась на спинку сиденья.

— Мы не должны были этого делать. Не должны! — Она прикрыла рукой рот. — А… у вас есть деньги?

Жерво не ответил, нахмурился и схватился за ремень. В его глазах было недоумение, как будто он не понимал ее слов.

— Деньги! — воскликнула Мэдди, не в силах скрыть отчаяние.

Жерво нерешительно посмотрел на нее. Мэдди тихо застонала.

— У меня нет даже шиллинга…

— Шиллинга, — по своей привычке Кристиан повторил последнее слово, сердито заворчал и хмуро отвернулся. Кэб свернул за угол и, подбросив их на выбоине, заскрипел колесами. Жерво положил ноги на сиденье напротив и толкнул ее плечом.

Внезапно он рассмеялся.

— Мэдди-девочка. — Он нагнулся и сорвал пряжку со своей парадной туфли. — Деньги.

Мэдди в жизни не держала сразу столько денег. Она так и шла по улице с портмоне в руках, опасаясь спрятать его.

Сотни фунтов, казалось, оправдывали их побег — теперь возвращаться назад было не обязательно.

После того как Мэдди расплатилась с возницей, Жерво посмотрел на нее так, как будто спрашивал, что делать дальше. Он крепко держал ее за локоть и в этом чувствовалась странная смесь зависимости от нее и в то же время покровительства.

Когда герцог шел рядом с ней, ни один мальчишка с тачкой не кричал на нее, что она загораживает дорогу, ни один сварливый прохожий не сталкивал ее на грязную мостовую, а скорее сам уступал ей путь.

Герцог был широкоплеч и выглядел величественно, а в его синих глазах отражалось беспокойство, недоумение, которое возникает, когда смотришь на небо в последний миг исчезающих сумерек, на единственную звезду над головой; когда разрушается привычная иллюзия и надежный небесный свод растворяется и обнаруживает свою подлинную, поражающую воображение бездонность.

Так же и она чувствовала, что распался весь понятный ей мир; трудно было себе представить, что Архимедия Тиммс стоит на кишащей народом улице и не знает, что ей делать с герцогом Жерво.