Когда пропагандистский фильм был отснят, их стали показывать зарубежным журналистам, но лишь на экране телевизора. Журналисты находились в другом помещении и не могли видеть, что отвечает за них сотрудник контрразведки, остающийся за кадром.

В начале одиннадцатого месяца заключения Джек и Оскар начали разрабатывать план побега. Они надеялись осуществить его во время ближайшей поездки в Центр правосудия, охраняемый, как им казалось, менее тщательно, чем тюрьма.

Физически они были слабы, а их единственным оружием являлись заточки из крысиных костей — с их помощью узники надеялись одолеть вооруженную до зубов охрану.

Как ни странно, но их затея удалась. Внутри здания Центра правосудия узников «пас» всего один охранник, сопровождавший их в душевую, которая находилась на втором этаже. Охранник держал свой револьвер в кобуре, вероятно, полагая, что из тюрьмы, находящейся в другой большой тюрьме, которой, по сути, и была столица, бежать бессмысленно, а может быть, потому, что считал Джека и Оскара морально раздавленными, слабыми, безоружными. Он даже не успел удивиться, когда они набросились на него и закололи спрятанными под одеждой костяными заточками: после двух ударов в шею и одного в правый глаз он затих навеки, не издав ни звука.

Забрав у охранника револьвер и патроны, узники побежали по коридорам, рискуя быть замеченными и схваченными. Но так как это была не тюрьма в полном смысле этого слова, а пропагандистский центр «перевоспитания», им удалось спуститься до черной лестницы в подвал, откуда, пройдя через несколько складских помещений, они выбрались через окно на разгрузочную площадку.

Семь или восемь больших ящиков только что выгрузили из доставившего их грузовика, водитель которого что-то доказывал диспетчеру. Больше поблизости никого не было видно, и, как только эти двое направились к застекленной конторе, Джек и Оскар сперва перебежали к ящикам, а потом забрались в кузов машины. Спустя минуту водитель вернулся, проклиная тупоголового диспетчера, хлопнул дверцей и укатил в город до того, как завыла сирена.

Минут через десять, отъехав довольно далеко от Центра правосудия, грузовик остановился. Водитель открыл задние двери фургона, взял какую-то коробку, не заметив притаившихся за ящиками беглецов, и понес ее в здание. Друзья не стали дожидаться, пока он вернется.

Пробежав несколько кварталов, они очутились среди грязных обветшалых лачуг, обитатели которых не испытывали верноподданнических чувств ни к прежним, ни к нынешним тиранам, а потому рады были спрятать от них двух сбежавших из тюрьмы янки. Дождавшись ночи, Джек и Оскар поблагодарили хозяев за приют и скромные съестные припасы в дорогу и стали пробираться в пригород. Достигнув фермерских полей, они проникли в амбар и стащили там острый серп, сушеных яблок, кожаный фартук кузнеца и несколько мешков, чтобы подвязать ими свои гнилые тюремные ботинки. Вдобавок они увели лошадь. На рассвете беглецы добрались до настоящих джунглей, отпустили лошадь и пошли дальше уже пешком.

Изможденные, полуголодные, вооруженные лишь серпом и револьвером, взятым у убитого охранника, без компаса, ориентируясь по солнцу и звездам, они шли на север через тропический лес к границе. До нее было восемьдесят миль. Только мысль о Дженни спасла тогда Джека: все семь дней и ночей этого кошмарного путешествия, пока они не вышли на дружественную территорию, он мечтал о встрече с ней, видел ее во сне, стремился к ней.

Вырвавшись на свободу, он думал, что худшее позади. Но он ошибался.

И теперь, сидя возле постели жены и слушая рождественские мелодии, Джек Твист вдруг остро ощутил печаль: ему вспомнилось Рождество, которое он встречал в тюрьме. Тогда его согревала мысль о Дженни, но он еще не знал, что она уже в коме и навсегда потеряна для него.

Веселые праздники.

Чикаго, Иллинойс

Шагая по коридорам и залам детской больницы Святого Иосифа, отец Стефан Вайцежик все более веселел и ободрялся духом, хотя и до прибытия сюда уже был в приподнятом настроении.

Больница гудела оживленными голосами посетителей, из динамиков внутренней радиосети неслись рождественские песни. Мамы, папы, братья, сестры, бабушки и дедушки, а также другие родственники и друзья пришли поздравить детей с подарками, угощениями и наилучшими пожеланиями, и поэтому в этом обычно мрачном учреждении сейчас звучало смеха и радостных возгласов больше, чем можно было услышать за месяц. Даже самые тяжелые больные широко улыбались, забыв на время о своих страданиях.

Но нигде в больнице не было так оживленно и весело, как возле кровати десятилетней Эммилин Халбург. Когда отец Вайцежик представился, его тепло приветствовали родители Эмми, две ее сестры, дедушка и бабушка, тетя и дядя, приняв его за одного из больничных капелланов.

По рассказам Брендана Кронина, с которым Стефан виделся накануне, он ожидал увидеть маленькую девочку, потихоньку идущую на поправку. Но он не был готов увидеть Эмми сияющей. Всего две недели назад она умирала, парализованная. А сейчас ее глаза светились счастьем, на щеках появился румянец, боли в совсем еще недавно опухших суставах прошли. Она выглядела не выздоравливающей, аздоровой.

Но, что самое поразительное, Эмми не лежала на кровати, а ходила по ней, держась за поручни, к полнейшему восторгу и восхищению родственников. Из палаты даже убрали ее коляску.