— Ты же знаешь, что это не так.

— Полной ясности еще нет.

— Как же нет? В доме Кишанов я разговаривал с твоими людьми.

— О'кей, я нахожусь здесь в роли наблюдателя.

— Головная боль.

— Что?

— У меня сильная головная боль, и она называется Уолтер.

— Как интересно! А у твоей зубной боли тоже есть имя?

— Ее зовут точно так же.

— Нет, так их можно перепутать. Назови ее Бертом, или Гарри, или еще как-нибудь.

Лем сдержал улыбку. Он любил Уолта, но понимал: за этими шуточками скрывается стремление возобновить расследование. Поэтому Лем сделал каменное лицо, хотя Уолт, несомненно, видел, что ему хочется улыбнуться. Глупая игра, но ее надо было продолжать.

Доктор Роджер Селбок был похож на молодого Рода Стайгера. [15] Когда Лем и Уолт громко заговорили, он нахмурился; подобно Роду Стайгеру, он внушал присутствующим определенное чувство почтения, и они сразу замолчали.

Доктор сказал, что девочка была обследована, ее раны обработаны и ей было введено болеутоляющее. Она еще очень слабенькая. Селбок собирается ввести ей сильное успокоительное, чтобы Трейси заснула, и он против того, чтобы полицейские любого ранга задавали ей сейчас какие-либо вопросы.

Утренние больничные звуки, разговоры вполголоса, запах дезинфицирующих средств и строгий вид одетой в белое монашки, прошествовавшей мимо, вызвали у Лема тяжелое чувство. Он вдруг испугался, что девочка находится в гораздо более тяжелом состоянии, чем ему говорили, и он поделился своей тревогой с Селбоком.

— Нет, нет, она в неплохой форме, — сказал доктор. — Я отослал ее родителей домой — я бы не сделал этого, если бы самочувствие было плохое. У нее оцарапана левая сторона лица и синяк под глазом — это все ничего. Что касается раны на правом боку, мы наложили ей тридцать два шва — нужно будет позаботиться о том, чтобы шрам был не очень страшный. Но малышка вне опасности. Она сильно испугалась. Тем не менее Трейси умненькая и самостоятельная девочка, и я не думаю, что психическая травма останется надолго. В то же время я против того, чтобы сегодня подвергать ее допросу.

— Не допросу, — заметил Лем. — Всего несколько вопросов.

— Это займет пять минут, — сказал Уолт.

— Даже меньше, — подтвердил Лем.

Они вдвоем стали упрашивать Селбока, и наконец тот сдался.

— Ну ладно… Вы ведь тоже на работе… только не переусердствуйте.

— Я буду воплощением чуткости, — пообещал Лем.

— Мы будем воплощением чуткости, — поправил его Уолт.

Селбок сказал:

— А можно мне спросить: что с ней произошло?

— А она сама вам не говорила? — спросил Лем.

— Трейси говорит, что на нее напал койот.

Лем был удивлен и увидел удивление на лице Уолта.

Может быть, все-таки этот случай не имеет ничего общего с делом Далберга и зоосадом Ирвин-парка?

— Но, — сказал доктор, — на такую большую девочку не может напасть ни один койот. Они опасны для совсем маленьких детей. Кроме того, я не верю, что койот может нанести такие раны.

Уолт спросил:

— Мне сказали: ее отец отогнал нападавшего с помощью ружья. Он-то видел, что это было?

— Нет, — ответил Селбок. — В темноте он ничего не разглядел и сделал два предупредительных выстрела. Он говорит, будто что-то побежало через двор и перепрыгнуло через забор, но не рассмотрел никаких подробностей. Трейси в бреду призналась ему, что это было привидение, которое когда-то жило у нее в шкафу. Мне она сказала, что это был койот. Вы… случайно не знаете, что тут вообще происходит? Может быть, вы сообщите мне что-нибудь, чтобы я знал, как правильно лечить мою пациентку?

— Я — нет, — сказал Уолт. — Но вот мистер Джонсон знает все об этом деле.

— Спасибо тебе, — сказал Лем.

Уолт улыбнулся в ответ.

Селбоку Лем сказал:

— Извините, доктор, но я не уполномочен обсуждать это дело. Во всяком случае, что бы я ни сообщил вам, это не повлияет на методы лечения.

Когда наконец Лем и Уолт оказались в палате, они увидели сильно израненную и бледную симпатичную девочку, лежащую под простыней на больничной койке. Несмотря на принятое болеутоляющее, она все еще нервничала, поэтому-то, очевидно, Селбок и хотел дать ей успокоительное. Хотя девочка явно старалась не показывать, что ей до сих пор страшно.

— Ты бы лучше оставил нас вдвоем, — сказал Лем Уолту.

— Лучше — это на ужин съесть филе-миньон, — сказал Уолт. — Привет, Трейси, я — шериф Уолт Гейнс, а это — Лемюэль Джонсон. Со мной-то можно иметь дело, а вот Лем — большой зануда, все об этом говорят, но я его приструню, так что не бойся.

Перебивая друг друга, они постепенно заставили Трейси разговориться. Очень быстро выяснилось: она наврала Селбоку про койота, потому что, скажи она правду, ей никто бы не поверил: ни доктор, ни кто другой.