Тревис также подозревал, что в отношении ретривера Нора обнаружила свой природный материнский талант. Ее огромное терпение было сродни терпению хорошей матери в обращении с ребенком, и она часто разговаривала с Эйнштейном так нежно и любовно, что казалось, беседует со своим горячо любимым отпрыском.

Как бы там ни было, работая с Эйнштейном, Нора становилась все более свободной и открытой. Постепенно сменив свои бесформенные темные платья на летние белые хлопчатобумажные слаксы, яркие блузки, джинсы и майки, она помолодела лет на десять. Нора уложила свои роскошные черные волосы в парикмахерской и на этот раз не возвращалась к своей старой прическе. Она часто и заразительно смеялась. Разговаривая с Тревисом, Нора смотрела ему в лицо и редко робко отводила глаза в сторону, как делала это раньше. Часто дотрагивалась до него и обнимала рукой за талию. Ей нравилось, когда Тревис обнимал ее, и они теперь с легкостью целовались, хотя их поцелуи в большинстве своем по-прежнему оставались невинными, вроде тех, которыми обмениваются на первых порах подростки.

Четырнадцатого июля Нора получила известие, очень ее обрадовавшее. Ей позвонили от окружного прокурора Санта-Барбары и сообщили, что ей не надо давать показания в суде против Артура Стрека. Учитывая преступное прошлое, Стрек не стал настаивать на своей невиновности и защищаться от предъявленных ему обвинений в попытке изнасилования, угрозе физическим насилием, взломе и проникновении в чужое жилище. Он поручил своему адвокату договориться с прокурором. В результате с него сняли все обвинения, кроме угрозы физического насилиями. Стрек был приговорен к трем годам тюремного заключения без права на досрочное освобождение. Нора на радостях, празднуя это событие, впервые в жизни слегка напилась.

В тот же день Тревис принес домой очередную кипу книг, и Эйнштейн обнаружил среди них книжки — картинки и комиксы с Микки Маусом, и это привело пса в такой же восторг, как и Нору сообщение о разрешении вопроса с Артуром Стреком. Увлеченность собаки Микки, Дональдом Даком и другими героями Диснея, хотя и казалась загадкой, была несомненна. Эйнштейн не переставая вилял хвостом и в знак благодарности облизал с ног до головы Тревиса.

Все было бы прекрасно, если бы пес по-прежнему не бродил по ночам по дому от окна к окну, с явным страхом всматриваясь в темноту.

Во вторник утром пятнадцатого июля, спустя почти шесть недель после убийств в Бордо Ридж и два месяца спустя после побега собаки и Аутсайдера из Банодайна Лемюэль Джонсон сидел в одиночестве в своем кабинете на верхнем этаже здания правительственных служб в Санта-Ане. Он глядел в окно на сильный туман, покрывший, как одеялом, западную часть округа и делавший стоградусную [17] жару еще более труднопереносимой. Мрачный день соответствовал настроению Лема.

Его обязанности не ограничивались поисками беглецов из лаборатории, но и когда он занимался другими делами, это расследование постоянно мучило его. Даже ночью Лем не мог выбросить происшествие в Банодайне из головы и в последнее время спал не больше четырех-пяти часов. Он не хотел мириться с поражением.

Нет, его чувства были даже острее: Лем был одержим навязчивой идеей о том, как выйти победителем. Его отец, начавший жизнь бедняком и впоследствии ставший преуспевающим бизнесменом, привил Лему почти религиозную веру в необходимость достигать во всем успеха, преуспевать и добиваться исполнения поставленных целей. «Независимо от того, чего ты добился в жизни, — часто говаривал его отец, — она всегда может выбить почву у тебя из-под ног, если ты перестанешь трудиться. Для чернокожего, Лем, это еще хуже. Для чернокожего успех подобен туго натянутому канату над Большим каньоном. Вот он наверху, и все прекрасно, но один неверный шаг — и он летит в бездну глубиной в милю. В бездну. Потому что падение означает бедность. А большинство людей даже в наш просвещенный век считают, что бедный, несчастный разорившийся негр — не человек, он просто черномазый». Это был единственный случай, когда его отец произносил это ненавистное слово. Лем вырос с сознанием, что, какого бы успеха он ни добился, это всего лишь очередная зацепка на скале жизни, всегда существует опасность, что его может сбросить с этой скалы неблагоприятными ветрами, поэтому он не смеет медлить и должен карабкаться быстрее на более широкий и безопасный уступ.

Лем плохо спал, у него пропал аппетит. Когда он заставлял себя есть, это вызывало несварение желудка. Лем стал плохо играть в бридж, поскольку не мог сконцентрироваться на картах, и на еженедельных встречах с Уолтом и Одри Гейнс Джонсоны всегда оказывались в проигрыше.

Он отдавал себе отчет в том, почему он так стремится к успешному завершению каждого дела, но это знание не помогало ему справиться со своим наваждением.

«Мы есть то, что мы есть, — думал Лем, — и, может быть, мы только тогда можем измениться, когда жизнь подкидывает нам вот такой сюрприз, а это все равно что разбить зеркало бейсбольной битой и стряхнуть с себя прошлое».

Так сидел Лем, смотрел в окно на жаркий июльский день и предавался своим беспокойным мыслям.

Тогда, в мае, он допускал возможность, что ретривера кто-то взял домой. Это был красивый пес, если бы он выказал лишь малую толику своих умственных способностей, его привлекательность стала бы неотразимой и ретривер нашел бы себе пристанище. Поэтому Лем с самого начала полагал: разыскать собаку будет труднее, чем напасть на след Аутсайдера. «Неделя на обнаружение Аутсайдера, — думал он, — и, может быть, месяц на поиски ретривера».

Лем разослал бюллетени по всем пунктам сбора бродячих животных и ветеринарам в Калифорнии, Неваде и Аризоне с просьбой оказать содействие в поисках золотистого ретривера. В бюллетенях говорилось: животное сбежало из медицинской исследовательской лаборатории, ведущей важнейшие изыскания в области рака. В них отмечалось: потеря собаки будет означать потерю миллиона долларов и бесчисленного количества времени, затраченных на эксперименты, и может серьезно помешать разработке методов лечения некоторых заболеваний. В листке также помещались фотография собаки и информация о том, что на внутренней поверхности левой ушной раковины у нее вытатуирован лабораторный знак: 33-9. В сопроводительном письме к бюллетеню говорилось не только о необходимости оказания всевозможной помощи, но и о соблюдении строгой конфиденциальности. Повторные бюллетени рассылались каждые семь дней со времени происшествия в Банодайне. Кроме того, десятки агентов УНБ занимались только тем, что обзванивали пункты сбора животных и ветеринаров во всех трех штатах, напоминая им о существовании бюллетеня и необходимости поиска ретривера с татуировкой.