И Саджо часто думала, как было бы жестоко разлучить их.

Как-то раз Большое Перо сказал детям, что бобрят можно выпустить на волю. Теперь они уже были довольно большие, очень сильные и живые, и дети боялись, что зверьки куда-нибудь забредут и навсегда потеряются. Но отец уверял их, что бобрята никогда не уйдут из дому, если с ними хорошо обращаться, что они обязательно вернутся в свою каморку, как вернулись бы в настоящий бобровый дом. Он сказал, что зверьки очень быстро соскучатся и будут отсутствовать не больше часа или двух.

Итак, настал наконец незабываемый, прекрасный, волнующий день, когда в первый раз преграда, заслонявшая нижнюю часть двери хижины, была снята и бобры направились к выходу.

Только вышли они не сразу. Сначала они заглядывали во все углы, словно прислушивались к каким-то звукам, поводили носиками, как будто чуяли какие-то запахи, которых вовсе не было. Они сделали две или три попытки, прежде чем наконец рискнули направиться прямо к озеру.

Саджо и Шепиэн сопровождали их по бокам, как телохранители.

Бобры переступали ножками вначале очень медленно и осторожно, часто присаживались, словно высматривая, нет ли поблизости волков и медведей. Было очень занятно наблюдать их осторожность. А когда они приблизились к озеру, то вдруг ускорили шаг, побежали мелкой рысцой, потом поскакали галопом и — бух! — шлепнулись в воду, но затем тотчас же выскочили обратно на берег, словно недоумевая, что это за огромная лоханка. Но скоро они опять были в воде и плавали, ныряли, визжали, плескались, усиленно работая хвостами.

«Совсем как настоящие бобры», — подумала Саджо.

Очень скоро они принялись сгрызать молодые побеги тополя; спрятавшись в высокой траве или в тростниках у самого берега, они разгрызали эти прутики на небольшие куски и с удовольствием сдирали с них кожицу.

Весело было на озере: бобры боролись, бегали взад и вперед по берегу, догоняли своих хозяев, бросались в воду и выскакивали оттуда.

Чикени и Чилеви совали свои носики в каждую ямку и наконец обнаружили на берегу, под водой, пустую нору мускусной крысы. Это убежище пришлось им как раз по вкусу, потому что хозяйка была такого же роста, как и они. Бобрята залезли в норку и начали рыть. Земля летела во все стороны, расплывалась в озере темным облаком; сквозь взбаламученную воду ничего нельзя было разглядеть.

Малыши долго не появлялись. Шепиэн не мог понять, что это значит. Он побрел в озеро и, пошарив рукой под водою, нащупал норку, но бобрят там не оказалось.

— Саджо, — закричал он встревоженный, — они пропали!

Дети не на шутку забеспокоились. Они обыскали все тростники и заросли на берегу… когда вдруг услышали позади себя жалобные, испуганные всхлипывания: Чилеви и Чикени бежали за ними вдогонку с быстротой, на которую только способны были их коротенькие ножки. Дело было так: наработавшись вдоволь, они поплыли под взбаламученной водой и, никем не замеченные, вышли на берег в каком-то другом месте.

Теперь малыши устали. И вот они уселись поудобнее, как два пушистых гномика, и начали скрести, вытирать и приглаживать свою шерстку; а когда кончили прихорашиваться, то важно и торжественно пошли рядышком по тропинке прямо к хижине. Получив по ломтику хлеба, они отправились в свою берестяную каморку, взобрались на зеленую подстилку, прижались друг к дружке и крепко заснули. Так кончился для бобрят первый чудесный день на воле.

— Теперь это настоящие бобры, — сказала Саджо.

С тех пор каждый день, стоило только открыть дверь хижины, как бобрята бежали к озеру. Часами они возились, откапывая какую-то старую бочку, которую им посчастливилось найти. В бочке не было дна; бобрята оттащили ее в сторону — видно, это место казалось им безопасным. (Можно было подумать, что местность кишит драконами, так подозрительно зверьки оглядывались кругом.) Выбрав место, бобрята установили бочку стоймя в воде на уровне с берегом, так что получилось нечто вроде нырялки. К огромному удовольствию Саджо и Шепиэна, они построили над этой бочкой потешную бобровую хатку. Вот и обзавелись бобрята своим домиком с маленькой комнаткой внутри, с подводным входом, тоннелем и нырялкой. Правда, домик был не слишком устойчив и плохо обмазан, но все равно это было отличное убежище.

Потом бобрята набрали всяких прутиков, побегов тополя и ивы и устроили плот-кормушку напротив подводного входа в хатку, как это делают большие бобры, только их кормушка была гораздо меньше. Конечно, все эти прутики гнили в воде и не попадали бобрятам в пищу, да и вообще лето не время, чтобы делать запасы, и шаткая хатка плохо защищала их от дождя. Но бобрята об этом не беспокоились. Ведь в хижине их всегда ждали теплая постелька и вкусный хлеб, и иногда они даже получали по ложке, другой варенья — у каждого было даже свое маленькое блюдечко для этого угощения. И если принять все это во внимание, они, эти малыши, были обладателями довольно-таки большого имущества. Им не нужны были бы ни забавная хатка, ни плот-кормушка — ничего, если бы только они не получали столько радости от того, что сами строили, сами подгрызали и валили маленькие деревья, рыли землю и играли с песком (строить домики из песка, должно быть, гораздо интереснее, чем делать песочные пирожки) и делали все, что так нравится делать бобрам и без чего они не могут жить счастливо.

Саджо и Шепиэн с большим интересом следили за тем, что делали зверьки. Часто дети помогали им в работе, и, если удавалось достать какой-нибудь строительный материал — палки, хворост, землю, — или же прикатить камень, бобрята сейчас же тащили их к себе на стройку. Иногда маленькие строители вылезали на берег, с ног до головы покрытые грязью, заигрывали с детьми и лезли к ним на колени. И тут начиналась потеха.

Шепиэн построил вигвам на берегу, у самой воды, и в нем отдыхали и прятались от зноя не только дети, но и бобры. Особенно частым гостем у ребят был Чикени — он все искал свою Саджо и всегда прибегал туда, когда она его звала.