Только после того, как он обошел каюты, помещение матросов и бак, ему вдруг стало ясно, что из всего экипажа на «Ранкокусе» остались только два человека: он да Боб Бэте.

Погода час от часу улучшалась; перед рассветом небо совершенно очистилось и туман рассеялся.

Тогда Марку пришло в голову, что если они находятся вблизи какого-нибудь берега, то судно должно будет непременно подвергнуться влиянию прилива, тогда может случиться, что приливом его снова бросит на подводные камни… Во избежание этого нового несчастья Марк решил бросить еще один якорь, что они и привели в исполнение вдвоем с Бобом, хотя и с немалыми усилиями.

Усилия, потребовавшиеся для того, чтобы спустить якорь, были так велики, что совершенно истощили силы Марка и его единственного товарища и помощника Боба. Трудно себе представить, с каким нетерпением они ожидали рассвета; каждая секунда им казалась часом, — думалось, будто ночи этой и конца не будет. Но вот первые лучи зарождающегося дня, осветившие восточную часть горизонта, дали им возможность начать наблюдения. Наши моряки, конечно, прежде всего обратили свои взгляды на подветренную сторону, но так как это был запад, то понятно, что там еще было почти совершенно темно. Они надеялись увидеть там если не целую группу островов, то хотя бы один какой-нибудь одинокий островок; но земли нигде не было видно. Правда, там было еще настолько темно, что можно было ошибиться. Марк спросил Боба, что он об этом думает?

— Подождать надо, мистер Вульстон, пусть немного посветлеет. Вон там, по левую сторону судна, как будто виднеется что-то; ох уж эти мне подводные камни, у меня просто в глазах рябит от них — всюду стоит тьма-тьмущая!.. Просто даже понять не могу, как это мы пробрались сквозь эту чащу.

Действительно, хотя волнение совершенно улеглось, и подводные камни и рифы казались теперь менее грозными и ужасными, чем в темную, беспросветную ночь, все же не было никакой возможности обманываться относительно своего положения. При том состоянии, в каком теперь находилось море, было ясно, что повсюду, где только белела и пенилась вода, были рифы и скалы.

Большинство из них так мало выдавалось над водой, что волны перескакивали через них, оставляя после себя лишь едва заметную беловатую черту на поверхности моря. Эти подводные камни вырастали из-под воды во всех направлениях на таком протяжении, что глаз не мог обнять их крайнего предела. Какими судьбами «Ранкокус», врезавшийся в самую середину этого лабиринта утесов, не разбился о них вдребезги, — это было чистое чудо. Впрочем, в море нередко бывает, что в темноте и под покровом непроницаемого тумана случается преодолевать такие препятствия, которые среди белого дня показались бы совершенно непреодолимыми. Если трудно было понять, каким образом мог сюда врезаться «Ранкокус», то теперь было еще вдвое труднее сообразить, как ему выбраться отсюда.

— Да, мистер Вульстон. — сказал Боб, — тут уж впрямь нужно у Господа Бога просить заправского чуда, чтобы Он вынес «Ранкокус» через все эти скалы и рифы невредимым в открытое море. Что против этого все наши Делаварские пороги? Сущие ореховые скорлупки.

— Да, положение затруднительное, — со вздохом отозвался Марк, — я, право, не вижу, как мы можем отсюда выбраться.

— Г-м, да!.. Если только с подветренной стороны нет какой-нибудь земли, то ничего не будет удивительного в том, если нам придется стать здесь Робинзонами Крузо на весь остаток дней наших! — заметил Боб.

До этой минуты на западе над морем еще расстилался густой туман, но теперь под влиянием солнечных лучей туман этот быстро рассеялся, и Бобу показалось, что он видит не более как в двух милях от того места, где они находились, что-то похожее на землю. Взобравшись на фок-салинг, Марк, в свою очередь, различил нечто такое, что, по его мнению, могло быть лишь частью большой подводной скалы, выдающейся над поверхностью моря, или же каким-нибудь одиноким низменным островком. Именно в этом направлении должны были быть унесены волнением их товарищи.

Боб принес Марку подзорную трубу, и тогда им стало ясно, что то, что они видели, была голая бесплодная скала, густо населенная птицами, но без всяких признаков человеческого существования; и эта скала, не имевшая, по-видимому, и одной мили протяжения, была единственной точкой на всем горизонте, которую можно было назвать землей. Теперь они поневоле пришли к печальному убеждению, что все товарищи их погибли. Они поняли, что положение почти безвыходное. Однако, как истые моряки, они не стали предаваться бесплодному отчаянию, а подумали о необходимости подкрепить свои силы пищей и присели перекусить.

Но несмотря на то, что оба они были голодны и обладали вообще хорошим аппетитом, на этот раз пища как-то не шла в горло, и после очень непродолжительной трапезы они принялись серьезно обсуждать свое положение. Это были такие минуты и такое положение, когда всякая разница между простым матросом и офицером совершенно сглаживается.

— А как вы думаете, Боб, — спросил вдруг Марк, — смогли бы мы вдвоем с вами управиться с этим судном в том случае, если бы нам удалось выйти в открытое море?