— Ни единой душе. Тэйп, например, готов поклясться, что вся команда — честные работорговцы.

— Тем лучше. Сперва надо совершенно увериться в правильности наших предположений, а потом уж думать о награде. Мы с вами встретимся сегодня в одиннадцать вечера вон там, на оконечности мыса, где он врезается во внешнюю гавань. Оттуда мы как следует понаблюдаем, и завтра, когда рассеются последние сомнения, мы сделаем открытие, которое прогремит от Бейской колонии до Оглеторпа. А пока разойдемся, чтобы наш разговор ни в ком не возбудил подозрений. Помните: молчание, точность, королевская награда. Вот ваш девиз.

— Прощайте, высокочтимый джентльмен, — произнес портной, кланяясь чуть ли не до земли, в то время как незнакомец, уходя, лишь слегка прикоснулся к шляпе.

— Прощайте, сэр Гектор, — ответил приближенный короля с любезной улыбкой и, помахав рукой, медленно пошел по набережной и исчез за родовым обиталищем Хоумспанов.

А глава этой старинной фамилии остался стоять, совершенно упоенный мыслью о грядущем величии и до того ослепленный собственной глупостью, что, хотя глаза его видели окружающее не хуже, чем обычно, разум был окончательно затуманен честолюбием.

Едва незнакомец расстался с легковерным портным, как лицо его утратило напряженность, приняв другое, более спокойное и естественное выражение. Со стороны могло показаться, что задумчивость ему несвойственна и не слишком приятна, ибо он вышел на главную улицу беспечным шагом, продолжая похлопывать себя хлыстиком по сапогу и рассеянно поглядывая по сторонам. Несмотря, однако, на эту видимую рассеянность, он окидывал быстрым внимательным взглядом всех, кто встречался ему па пути, и это явственно доказывало, что ум его сейчас так же деятелен, как тело.

Незнакомец, так необычно одетый и всем своим поведением показывавший, что в город он прибыл совсем недавно, сразу привлек к себе настороженное внимание содержателей гостиниц, о коих мы упомянули в первой главе. Отвергнув любезные зазывания владельцев самых лучших заведений такого рода, он неожиданно принял приглашение одного, в доме которого особенно любили собираться все местные бездельники.

Войдя в бар таверны, как именовалось это учреждение, — впрочем, в любой другой стране оно, наверно, не претендовало бы на более громкое название, чем кабак, — он обнаружил, что гостеприимное помещение уже переполнено завсегдатаями. Появление гостя, чья наружность и одежда говорили о том, что он рангом повыше других, вызвало среди посетителей легкое движение, которое сразу же улеглось, как только незнакомец опустился на скамью и спросил вина. Принеся заказ, хозяин извинился достаточно громко, чтобы слышали все окружающие, за поведение некоей личности, сидевшей в другом конце длинного узкого зала: человек этот что-то рассказывал и не только никому не давал слова вымолвить, но, казалось, от каждого требовал внимания к своей необычной истории.

— Это боцман с работорговца, что стоит во внешней гавани, сквайр, — сообщил достойный служитель Бахуса 22 , — человек, немало дней проведший в море и навидавшийся таких чудес, что их хватило бы на толстенную книгу. Его прозвали Старик Борей 23 , хотя настоящее имя его Джек Найтингейл. По вкусу ли вашей милости мой тодди 24 ?

Незнакомец только причмокнул и слегка поклонился в ответ, но до напитка едва дотронулся и тут же поставил стакан на стол. Затем он повернулся к рассказчику, который разглагольствовал так рьяно, что, пользуясь местным выражением, его тоже можно было бы назвать «оратором дня».

Человек этот был ростом более шести футов; огромные бакенбарды закрывали нижнюю половину его мрачного лица, которую некогда чуть-чуть не рассекла еще на две части плохо залеченная рана, оставившая после себя большой шрам; руки и ноги были такие же огромные, как и вся фигура, и это особенно резко бросалось в глаза благодаря матросскому платью. Но особенно примечательным делала моряка свисавшая с его шеи серебряная дудка на потемневшей серебряной цепочке. Не обратив, по всей видимости, никакого внимания на появление гостя, принадлежащего к значительно более изысканному обществу, чем обычные его слушатели, этот сын океана продолжал свое повествование голосом, который природа, казалось, нарочно дала ему в насмешку над его благозвучным именем 25 . Голос его так походил на глухое мычание быка, что, не привыкнув к нему, трудно было понимать столь странно произносимые слова.

— Ну так вот, — продолжал он, выбрасывая вперед мускулистую руку и ткнув большим пальцем куда-то в сторону горизонта, — гвинейский берег был, скажем, вон там, а ветер, понимаете, дул с берега, как кошка фырчит, — словно тот старик, что нам, морякам, на потребу держит ветры в большом бурдюке и то вынимает втулку, то опять накрепко ввинчивает ее в горлышко этого самого бурдюка. Ты знаешь, что такое бурдюк, братец?

С этим внезапным вопросом он обратился к уже известному читателю зеваке-фермеру, который стоял тут же, держа под мышкой полученный от портного костюм: он задержался, чтобы пополнить рассказом боцмана запас занятных историй, заготовленный им для развлечения односельчан. Все кругом загоготали, потешаясь над развесившим уши Пардоном. Найтингейл же многозначительно подмигнул кое-кому из приятелей и воспользовался случаем, чтобы «чуточку освежиться» (это изящное выражение означало, что он проглотил добрую пинту разбавленного водою рома), после чего продолжал назидательным тоном:

— Может, наступит время, когда и тебе придется изведать, что такое крепкий береговой ветер, коли ты выпустишь из рук руль добропорядочности. Шея, братец, дана человеку, чтобы держать голову над водой, а не для того, чтобы вытягивать ее, словно плохо прилаженный юферс. А потому, когда тебя несет на мель искушения, вычисляй своевременно курс да поглубже опускай лот совести.

Дожевав свой табак, он горделиво, словно исполнив некий нравственный долг, огляделся по сторонам и продолжал:

— Итак, вон там была земля, а ветер дул с юго-востока, а может быть, с юго-юго-востока. Он то несся на нее, словно кит в шквалистой волне, то полоскал паруса, как будто добрая штука парусины стоит не дороже, чем доброе слово богача. Не нравилась мне эта погода — слишком она была неустойчива для спокойной вахты. Пошел я к корме, чтобы в нужную минуту оказаться на месте и выложить свое мнение, будто его у меня спросят.