— Возможно, гнев за несправедливые подозрения разозлил меня немного больше, чем дело того стоило, Фейс, когда я попрекнул тебя любовью к злословию, и теперь я беру назад эти слова, хотя все равно буду утверждать, что всего-навсего какое-то смутное воспоминание о нынешней охоте пришло мне в голову и, вероятно, заставило меня забыть, что у задних ворот надо хранить молчание, и потому, клянусь истиной христианина, я прощаю тебе…

Но Фейс уже не было ни видно, ни слышно. Сам же Дадли, который стал испытывать некоторые уколы совести по поводу своей неблагодарности по отношению к человеку, проявившему столь большую заинтересованность в его репутации, теперь всерьез задумался о том, что оставалось еще сделать. У него были веские причины подозревать, что ему предстояло провести в ночном карауле меньше часов, чем он сперва думал, так что в результате он почувствовал потребность дать какой-то отчет о событиях своей смены. В соответствии с этим он бросил внимательный взгляд вокруг, чтобы убедиться, что факты не будут противоречить его свидетельству, а затем, предварительно проверив запоры задних ворот, поднялся на холм и предстал перед семейством. Члены последнего, проведя, по правде говоря, большую часть времени его отсутствия в духовных упражнениях и в религиозных беседах, отнеслись к его опозданию с отчетом не так строго, как могли бы при иных обстоятельствах.

— Какие вести ты принес нам извне? — спросил Контент, как только сменивший сам себя караульный появился. — Видел ты кого-нибудь или слышал что-нибудь подозрительное?

Прежде чем ответить, Дадли не замедлил изучить полуковарное выражение на лице той, которая была занята какой-то Домашней работой прямо напротив места, где стоял он. Но, прочтя на нем не более чем взгляд игривой, хотя и подавляемой иронии, он приободрился и приступил к отчету:

— Смена прошла спокойно. И нет особой причины и дальше не позволять тем, кого клонит в сон, ложиться в постель. Пусть лучше кто-нибудь вроде Рейбена Ринга и меня не смыкает глаз до утра. Остальным нет причин оставаться на ногах.

Быть может, житель пограничья распространялся бы и дальше насчет своей готовности провести остаток часов отдыха в заботе о безопасности тех, кто спит, если бы еще один лукавый взгляд из темноты и смеющиеся глаза той, которая стояла в столь удобном месте, чтобы следить за его лицом, не напомнили ему, что благоразумнее быть скромным в своих заверениях.

— Итак, тревога, к счастью, миновала, — заявил Пуританин вставая. — Теперь мы с благодарностью и миром отправимся на свидание со своими подушками. Твоя служба не будет забыта, Дадли, ибо ты как-никак подвергал себя явственной опасности ради нас.

— Как бы не так! — пробормотала полушепотом Фейс. — Я уверена, что уж мы, девушки, не забудем его готовности пожертвовать сладкими сновидениями, лишь бы не пострадали слабые.

— Не говори ерунды, — поспешно возразил тот. — С этой раковиной произошел какой-то трюк, ибо теперь мое мнение таково, что, кроме этого незнакомца, вызвавшего нас к воротам, чтобы его впустили, раковину этой ночью вообще никто не трогал.

— Тогда этот трюк повторяется! — воскликнул Контент, вставая с места, так как слабый и прерывистый звук раковины, подобный тому, что в первый раз возвестил об их госте, снова прорвался между построек, пока не достиг слуха каждого, кто находился в доме.

— Это предвестие, столь же таинственное, сколь, может быть, и зловещее! — сказал старый Марк Хиткоут, когда удивление, если не сказать оцепенение, момента миновало. — Ты не заметил ничего, что может объяснить это?

Ибен Дадли, как и большинство присутствующих, был слишком ошарашен, чтобы ответить. Все, казалось, ждали с тревогой второго и более громкого звука, который должен был дополнить подражание призыву незнакомца. Долго ждать не пришлось, ибо ровно через столько времени, сколько прошло между двумя первыми звуками раковины, последовал еще один, и снова точно на той же ноте, сделавшей его похожим на эхо.

— Может быть, это предостережение, данное из милосердия? — вопросил Пуританин, при всех обстоятельствах склонный верить в сверхъестественные проявления заботы Провидения, с торжественностью, которая не замедлила произвести впечатление на большинство слушателей. — История наших колоний полна свидетельства таких милосердных вмешательств.

— Будем считать, что это так, — отвечал незнакомец, ибо вопрос, видимо, адресовался прежде всего ему. — Первым делом следует выяснить, на какую опасность это указывает. Пусть молодой человек по имени Дадли поможет мне, как сильный и смелый мужчина, а потом доверьте мне раскрыть смысл этих частых сигналов раковины.

— Смиренный, ты же не покинешь нас первым еще раз! — воскликнул Марк, удивленный не меньше, чем Контент и Руфь, причем последняя прижала к себе свое маленькое подобие, словно одно это предположение заставило ее представить себе впечатляющую картину сверхъестественной опасности.

— Неплохо будет зрело обдумать этот шаг, прежде чем идти на такое рискованное приключение.

— Лучше, чтобы это был я, — заявил Контент, — ибо мне знакомы сигналы леса и все обычные свидетельства присутствия тех, кто может желать нам зла.

— Нет, — возразил тот, кого впервые назвали Смиренным — прозвищем, подсказанным религиозным энтузиазмом тех времен и принятым им как признание готовности склониться перед неким особым Промыслом Провидения. — Это будет моим служением. Ты — муж и отец, и многие смотрят на твою безопасность как на свою скалу земной опоры и уверенности, тогда как у меня ни родни, ни… Но не будем говорить о вещах, далеких от нашей цели! Ты знаешь, Марк Хиткоут, что я знаком с опасностью. Нет нужды просить меня быть осторожным. Идем, смелый житель леса, взвали на плечо свой мушкет и будь готов довериться своему мужеству, если возникнет причина доказать его.