Рассказ в жанре славянского фентези.
Почему Куманьково? Да потому, знать, что вокруг той непролазной трясины тьма куманики [1] плодилось. Вся просторная логовина по окоему объемистой дрягвы [2] была взята куделью этой самой ожины. В редком месте было можно подойти вплотную к зыбунам, чтобы не обхватать одевки цепкими ее шипами.
А, может, и потому было оно Куманьковым, что славилось липучей кумохою. Ежели когда кто ненароком попадал в липучие его обнимки, да оказывался столь ловким вырваться из них, так ловкач тот все одно большой радости с собою из дрягвы не выносил: тут же его схватывала вытрясывать из кожи вон чулая кумоха. [3] Перекидывала она хворого из студицы [4] в огневицу неделю—другую, понуждала его городить в бреду бог весть что, а потом и вовсе уводила беспамятного на другую сторону жизни.
1
Куманика, ожина — ежевика.
2
Дрягва — топкое болото.
3
Чулая кумоха — нервная лихорадка.
4
Студица, огневица — озноб, жар.
Могло дать болоту такое название еще и то, что близко от зыбунов живал в свое время пытливый мужик — Володей Кумань. Так тот самый Володей осмеливался заглядывать в чертово месиво. Он, вроде бы, все пытался выудить из болота какую-то особину. Прикидывал он да поговаривал, что кумоха, на побывавших в зыбунах, нападает вовсе не от природной заразы…
Пособлял Володею в столь рисковатом деле здоровенный да лохматый пес, которого вся деревня звала Шайтаном, забывши о том, что кутенком был он назван иной кличкою.
Шайтану не только за великость его да черные космы дал народ такое имя. Кроме того был он хитер да ловок, нелюдим да неласков степенью такой, что даже семейным своим не дозволял больно-то над собой выглаживаться. Что же сказать об остальных любителях собачьей нежности, так перед всяким панибратом косматый этот бес такую умильную улыбку на морде творил, что у короткого друга мозга [5] от страха спекалась.
Шайтан — одним словом.
А силен был косматый улыба такой силою, что и не знали селяне, где ему кого подстать найти.
5
Мозга — кровь.
Володей Кумань подобрал свое чудо щенком все на том же на болоте. Может, какой дурень мимо зыбунов ехал да кинул собачье дитя на смерть, а оно сумело выбраться на сухо.
Но вот какая особина получилась на деревне с этим Шайтаном. Лохматый бес над своей натурой дикою дозволял как угодно командовать одному лишь человеку и то девчатке — Саньке Выдерге. Люди так и говорили:
— О, гляньте-ка: черт черта нашел!
У Саньки, когда еще было ей годов под семь, под восемь, в ночном пожаре задохлась вся семья. Спасло Саньку то, что, с вечера набутызганная отцом за выверты-проказы, унеслась она из дому да спряталась в болотной моховине, где ее искать никто даже и не попытался. Да и не впервой было озорнице находить в камышах от побоев укрыву.
Когда же, после пожару да поутру, появилась Санька живехонькой на болотной логовине, чей-то недобрый язык сморозил: глядите, мол, черти Выдергу сберегли. Они, мол, и пожар сотворили в отместку за отцову строгость.
Ведь у нас всякий досадник — чертов посланник.
А кто-то семидурошный нашелся добавить, что ночью, якобы, видал он, как с болота, где укрылась Выдерга, летела горящая головня.
Вот так, ни больше, ни меньше.
После пожара выпала нужда принять Саньку на хлеба деревенскому лавошнику Дорофею Мокрому, потому как молодая его супружница приходилась сироте родной по отцу теткою.
Так вот она, молодая да ранняя, тетка Харита чуть ли не в первый день высказалась сердцем перед братанкою: [6]
— Отяпа [7] проклятая! Уберегла ж тебя нечистая от огня! Майся теперь с тобою, с Выдергой паразитскою. А ну, ступай в чулан! Не место тебе в порядошном дому…
Высказалась так Харита, втянула Саньку за ухо в темную клеть и дверь на крепкий посадила засов:
— Три дня будешь у меня пауков считать!
Выдерга тогда взялась было колотить голыми пятками по дверным доскам — на свободу биться. Да только на ее бой пролез в кладовую сам Дорофей Ипатыч Мокрый и приложил свободухе такого лопуха, что девчатка только что по стене не растеклась. Вдобавок Дорофей еще и наляпал:
6
Братанка — сестра брата.
7
Отяпа — черт.
— Тец твой покойничек, не успел вытряхнуть из тебя сатанинскую природу твою, так я вытравлю! Ты у меня шелковее шелковой станешь!
Он, Дорофей Мокрый, только лавошником полным на людях держался, а человек в нем с рождения заложен был пустой да болючий.
И очень даже скоро пропитал он Саньку такой болью, что девка сама с нею справиться не смогла — стала ее на деревню выносить да одногодкам пригоршнями раздавать.
Отроду неробкого десятка, заделалась Санька грозою ребятни, а то и кого постарше. Вот тогда-то и стала девка перед всеми настоящей Выдергой. Угомонить теперь могли ее разве что кнут да цепи. При великой нужде могла она хоть в костер нырнуть, могла под любую вершину по гладкому стволу взлететь — не охнуть. Один раз больше суток просидела на осокоре. [8] Ее Дорофей даже ружьем стращал, а согнать на землю не сумел. Лишь на рассвете сманил ее оттуда ласковым приветом Володей Кумань.
8
Осокорь — тополь.
Володей аккурат шагал мимо Санькиной отсидки. Нес он тогда за пазухой только что найденного Шайтана. Кутенком этим и послабил он девчаткину настырность.
В тот самый раз и нашла Выдерга себе верного, неразлучного друга.
А когда у Куманей подрос сынок Никиток, так и его эта дружба заманила в свой неширокий, да неразрывный круг. Девка прямо-таки заболела крепким согласием. И сколь Дорофей Мокрый ни приступал лечить ее от столь привязливой хвори, зря только хлысты ремкал…
Как-то случилось раз, что лекарь шибко великую дозу “микстуры” племяннице прописал — забежала леченная от той примочки в такую тайгу, что и выплутаться из нее не сумела…