– Леночка, ты кричи, если хочешь, не сдерживайся.

Притормозив у троллейбусной остановки, Кротов спросил у юной зябнущей парочки:

– Ребята, где здесь ближайший роддом?

– Кажется, на Салям Адиля, там больница. К Беговой езжайте.

– Сережа, ты умеешь принимать роды? – спросила Лена, когда они переехали через мост.

– Не знаю. Не пробовал.

– Ну вот. Надо было выходить замуж за американского полицейского. Их этому учат.

Нянечке, вынесшей свернутую Ленину одежду, Кротов сунул десять тысяч.

– Ой, да ладно вам, – смутилась та, быстро пряча деньги в карман, – езжайте домой, что вам здесь сидеть? По телефону позвоните, вам все скажут. Есть у вас наш телефон?

– Телефон? А, нет. Я не знаю...

Нянечка нацарапала номер на клочке бумаги и протянула Кротову:

– Ну, что вы стоите-то? Езжайте домой, на вас же лица нет.

– А вы не знаете, долго еще... осталось?

– Вашей-то? Нет, вашей недолго. Минут сорок, час от силы.

– Можно, я здесь подожду?

– Нельзя. Да уж ладно, сиди. Я попрошу кого-нибудь выйти, сказать тебе, или сама выйду. Что же делать, если ты нервный такой!

Нянечка удалилась. Кротову очень хотелось курить. Посидев несколько минут, он вышел на улицу, выкурил сигарету, вернулся, посмотрел на часы. Времени прошло мало, а казалось – целая вечность.

– Вы муж Полянской Елены Николаевны? – услышал он над собой властный женский голос.

Он поднял голову. Над ним стояла высокая худая женщина в белом халате и марлевой маске.

– Здесь сидеть нельзя, – сообщила она. – Что же вы до последнего дотянули? Еще бы чуть-чуть, она бы у вас в машине родила.

Кротов затаил дыхание.

Женщина сделала паузу и окинула его строгим, осуждающим взглядом, но, заметив его расширившиеся от испуга глаза, сжалилась:

– Девочка у вас. Три триста, пятьдесят один сантиметр. Здоровенькая, бойкая, только крикуха. Поздравляю.

В воскресенье Кротов отправился на рынок за фруктами для Лены, потом в роддом, оттуда – к Жоре и Лиде Глушко, посоветоваться, что купить и приготовить для малышки. У них ведь трое детей, они все знают.

Домой он вернулся только в девять вечера.

Не успел он выйти из лифта, как открылась дверь соседней квартиры.

– Сергей Сергеевич, – высунулась из-за двери пожилая соседка во фланелевом халате, – вас можно поздравить? Тут вам кучу вещей привезли, а вас дома не было. Оставили у меня. Вы зайдите, пожалуйста.

В прихожей у соседки пахло щами и кошками. У стенного шкафа стояли собранная и запакованная детская кроватка, коляска, огромный кожаный чемодан.

– А кто привез все это?

– Девушка. Блондиночка такая, высокая, хорошенькая.

В чемодане оказались две пачки памперсов, пеленки, ползунки, кофточки, несколько забавных мягких игрушек. Сверху лежал отдельный пакет с одеяльцем и еще кое-какими детскими вещичками, вплоть до белоснежного, тщательно выглаженного марлевого подгузника. Из пакета выпал сложенный вчетверо листок. Кротов развернул и прочитал:

«Все это надо принести к выписке из роддома».

Никакой подписи. Твердый, четкий почерк.

Уже через четыре дня Лену с ребенком можно было забирать домой. Кротов, очень торжественный, в светло-сером костюме, с букетом роз, стоял в вестибюле роддома. Впервые в жизни в свои сорок лет подполковник забирал из роддома жену с новорожденным ребенком...

Наконец вышла Лена, бледная, похудевшая. Рядом шла медсестра с маленьким сверточком в розовых лентах. Отдав Лене цветы, Кротов осторожно и неумело взял из рук сестры ребенка.

– Ну, кто так держит? Тоже мне, папаша! Это же тебе не букет. – Сестра откинула кружевной треугольник, и Кротов увидел крошечное розовое личико.

– Очень симпатичная девчонка, вылитый папа! – заметила сестра.

Когда они подошли к машине, Лена взяла малышку у него из рук.

– Подожди, я на секундочку. – Она побежала к воротам.

У ворот стояла высокая блондинка в черных джинсах и черной кожаной куртке. Что-то в ней показалось Кротову знакомым. Он увидел, как Лена расцеловалась с блондинкой, как та осторожно откинула пеленку и рассматривает личико ребенка. О чем они разговаривали, он не слышал.

– Кто это? – спросил он, когда Лена вернулась к машине.