– Нет. Ничего справедливого во всем этом нет. Меня держат, как пленника.

– Все мы пленники наших недугов, дорогая Руби. Особенно нашей психической нестабильности. Назначение этого заведения и мои обязанности заключаются в том, чтобы освободить вас от психического недуга, который вызвал такое нарушение в вашем поведении и даже заставил ненавидеть себя, – доктор улыбнулся. – У нас здесь отличные показатели процента излечиваемости. Только предоставьте нам возможность, – заключил он.

– Пожалуйста, послушайте, моя мать лжет. Дафна лжет! Пожалуйста! – воскликнула я. Доктор закрыл за собой дверь. Я знала, что не было никакого смысла пробовать открывать ее, но все же попыталась и поняла, что она заперта на ключ. Подавленная и побежденная, все еще в состоянии абсолютного шока, я села и стала ждать. Я чувствовала, что папа ничего не знает об этом, и раздумывала, какую ложь сплетет Дафна, чтобы объяснить ему мое исчезновение. Мне представлялось, она скажет ему, что я не могла вынести ее дисциплину и решила убежать из дома. Бедный папа, он в это поверит.

Нине Джексон не следовало брать ленту Жизель, чтобы бросить ее в ящик со змеей, думала я, ей следовало бы взять ленту Дафны.

Наконец, спустя, казалось, целую вечность, дверь открылась и на пороге появилась миссис Макдональд.

– Теперь доктор Черил сможет вас принять, – объявила она. – Если вы просто спокойно последуете за мной, мы пройдем к нему без происшествий.

Я быстро встала, думая при первой же возможности стрелой выскочить отсюда. Но они и это предусмотрели – один из санитаров ожидал у двери, чтобы сопровождать нас.

– Удерживая меня здесь, вы совершаете похищение, – простонала я. – Именно похищение, а не что-нибудь еще.

– Ну-ну, Руби, вы не должны позволять подобным мыслям овладевать вами. Люди, которые беспокоятся о вас, любят вас, они хотят узнать, что можно сделать, чтобы вы выздоровели, вот и все, – проговорила женщина таким сладким голосом, будто со мной рядом шла чья-то милая старая бабушка. – Никто не собирается делать что-то, что причинит вам страдания.

– Я уже пострадала так, что это непоправимо, – сказала я, но слова мои вызвали у нее только улыбку.

– Вы, нынешние молодые люди, воспринимаете все значительно более драматично, чем мы когда-то, – заметила она, затем вставила ключ в замочную скважину и открыла дверь. – Вот сюда.

Медсестра вела меня по тому же коридору, который доктор Черил показывал мне, называя процедурным отделением. Я оглядела небольшой коридорчик и подумала о бегстве, но вспомнила о других дверях, которые открывались по специальному звонку, и пришла к убеждению, что в этом доме окон без решеток нет. Во всяком случае, санитар подошел ко мне поближе. Наконец мы остановились у одной из дверей, миссис Макдональд открыла ее и провела меня в комнату, где находились диван, два стула, стол и что-то похожее на кинопроектор, стоящий на небольшом столике. На стене прямо против этого столика висел экран. В комнате не было окон, но другая дверь вела во внутренний кабинет, а справа от меня всю стену занимало зеркало.

– Посидите пока здесь, – указала миссис Макдональд. Я опустилась на один из стульев. Женщина подошла к внутренней двери и негромко постучала. Затем она открыла ее, просунула туда голову и пробормотала:

– Она здесь, доктор.

– Отлично, – услышала я голос доктора Черила. Миссис Макдональд повернулась ко мне и улыбнулась.

– Помните, – посоветовала она. – Если вы будете помогать нам, взаимодействовать с нами, то все пойдет быстрее. – Она кивнула санитару, и он направился к выходу. – Джек будет прямо за дверью, если он вам понадобится, – произнесла она эту завуалированную угрозу. Я взглянула на санитара, тот ответил мне спокойным взглядом темно-стальных глаз. Полностью подавленная, я сидела и ждала, пока медсестра и санитар не ушли. Через несколько минут появился доктор Черил.

– Итак, – проговорил он, светясь широкой улыбкой. – Как ваши дела теперь? Надеюсь, получше?

– Нет. Где Дафна?

– Ваша мать находится сейчас у вашего дяди, – ответил он, направился к проектору и положил рядом с ним свою папку.

– Она мне не мать, – твердо заявила я. Если мне когда-нибудь и хотелось отказаться от нее, то больше всего я бы желала сделать это именно сейчас.

– Я понимаю ваши чувства.

– Нет, вы не понимаете. Она мне не настоящая мать. Моя настоящая мать умерла.

– Тем не менее, – возразил врач, кивая, – она старается быть вам настоящей матерью, разве не так?

– Нет. Она старается быть тем, кто она есть… ведьмой, – возразила я.

– Этот гнев и агрессивность, которые вы испытываете теперь, весьма понятны, – сказал он. – Я просто хочу, чтобы вы осознали, чем они вызваны. Вы испытываете подобные чувства потому, что считаете, будто вам что-то угрожает. Всегда, когда мы пытаемся добиться того, чтобы пациент признал свои ошибки, понял свои слабости и недомогания, совершенно естественно, что он или она вначале негодуют на это. Верите ли, но многие люди здесь чувствуют себя спокойнее со своими умственными недостатками и поведенческими проблемами только потому, что жили с ними очень долго.

– Мне нечего здесь делать. У меня нет никаких умственных или поведенческих проблем, – настаивала я.

– Возможно, и нет. Позвольте мне провести кое-какое исследование, чтобы определить, как вы воспринимаете окружающий вас мир, хорошо? Давайте именно этим сегодня и займемся, и у вас появится возможность привыкнуть к здешней обстановке. Никакой спешки нет.

– Нет, спешка есть. Мне нужно домой.

– Хорошо. Начинаем. Я буду проецировать на экран быстро мелькающие изображения и хочу, чтобы вы говорили то, что мгновенно приходит вам в голову, когда вы видите каждое из них, договорились? Не думайте о них долго, а просто реагируйте по возможности быстрее. Это нетрудно, не правда ли?