– Вот как? Я не стану тебе мешать. Я сделаю все, что смогу, чтобы…

– Художник, настоящий художник, должен узнать многое, должен путешествовать, встречаться с людьми, разными людьми, расширять свой кругозор. – Я повернулась к Полю. Он будто уменьшился, сжался от моих слов. Поль затряс головой.

– Что ты говоришь?

– Наши отношения не должны быть такими серьезными, – объяснила я.

– Но я думал… – Он покачал головой. – Это все потому, что я вчера вечером поступил как дурак. Да? Твоя бабушка очень огорчена моим поведением?

– Нет, не огорчена. Вчерашний вечер просто заставил меня серьезно задуматься, только и всего.

– Это моя вина, – бормотал Поль.

– Это ничья вина. Уж во всяком случае, не наша, – заявила я, вспоминая откровения бабушки Катрин. – Просто так сложились обстоятельства.

– Что ты хочешь, чтобы я сделал?

– Я хочу, чтобы ты… чтобы ты делал то, что собираюсь делать и я, – встречаться с другими людьми.

– Значит, есть кто-то еще? – спросил он, пораженный моими словами. – Как ты могла вести себя со мной так, как вчера вечером, да и раньше, если тебе нравился другой человек?

– Но это не так, – пробормотала я.

– Нет, кто-то есть, – настаивал Поль. Я взглянула на него. Его печаль быстро сменилась гневом. Доброта испарилась из глаз, а ее место заняла ярость. Плечи поднялись, лицо сделалось таким же пунцовым, как и подбитая щека. Губы в уголках побелели. Поль выглядел так, будто был способен, как дракон, изрыгать пламя. Мне было ненавистно то, что я делала с моим другом. Мне хотелось просто исчезнуть.

– Мой отец говорил мне, что я дурак, раз отдаю сердце и доверие тебе, одной из…

– Ландри, – закончила я.

– Да, Ландри. Он сказал: «Яблоко от яблони недалеко падает».

Я опустила голову. Я подумала о матери, которая позволила отцу Поля удовлетворить его страсть, подумала о дедушке Джеке, которого больше заботили деньги, чем то, что случилось с его дочерью.

– Твой отец прав.

– Я не верю тебе! – крикнул Поль. Когда я взглянула на него снова, я увидела в глазах парня слезы, слезы боли и гнева, слезы, направлявшие его разум против меня. Как мне хотелось его обнять и прекратить эту ужасную сцену, но действительность заставляла меня молчать и удерживала от порывов. – Ты не хочешь быть художницей, ты хочешь быть шлюхой.

– Поль!

– В этом все дело – шлюхой. Ну что ж, пожалуйста. Пусть у тебя будет разных мужчин столько, сколько тебе захочется. Увидишь, будет ли мне до этого дело. Дурак! Тратить время на Ландри! – добавил он и резко повернулся на каблуках. Куски дерна вырвались из-под его сапог, когда он убегал.

Я почувствовала невероятную усталость и в изнеможении склонила голову. Там, где раньше находилось мое сердце, сейчас зияла пустота. Я даже не могла плакать. Будто все во мне, каждая частичка меня внезапно замкнулась, заморозилась, окаменела. Звук мотороллера Поля отозвался дрожью в моем теле. Старая болотная сова подняла крылья и прогулялась по ветке, но не взлетела. Она осталась на месте, наблюдая за мной. Ее глаза теперь будто обвиняли меня в чем-то.

После того как Поль покинул наш дом, я поднялась со скамьи. Ноги сильно дрожали, но я смогла дойти до придорожного прилавка как раз тогда, когда к нему подъехал автомобиль, полный туристов. Это были молодые мужчины и женщины, шумные и веселые. Мужчины были без ума от заспиртованных ящериц и змей и купили четыре банки. Женщинам понравились полотенца и носовые платки, вытканные бабушкой. После того как они купили все, что хотели, и положили покупки в автомобиль, один из молодых людей задержался и подошел к нам с фотокамерой.

– Вы не будете возражать, если я сделаю с вами парочку снимков? И дам каждой по доллару, – добавил он.

– Не стоит за это платить, – ответила бабушка.

– Нет, стоит, – заявила я. Бабушка удивленно подняла брови.

– Отлично. – Молодой человек полез в карман и вынул два доллара. Я быстро их взяла. – Улыбнитесь, пожалуйста, – обратился он ко мне. Я сделала над собой усилие. Молодой человек сфотографировал нас.

– Спасибо, – сказал он и сел в машину.

– Почему ты заставила заплатить его два доллара, Руби? Раньше мы не брали за это деньги с туристов.

– Потому что мир полон боли и разочарований, Grandmere, и я намерена с этого момента делать все возможное, чтобы для нас он таким не был.

Бабушка задумчиво глядела на меня.

– Я хочу, чтобы ты повзрослела, Руби, но при этом не ожесточилась сердцем.

– Мягкое сердце пронзают и разрывают чаще, Grandmere. Я не собираюсь закончить тем же, чем закончила моя мать. Нет, не собираюсь! – воскликнула я, но, несмотря на намеренную твердость и жесткость, почувствовала, что моя новая стена начинает трещать и разваливаться.