Шрифт:
— Не представляю, как перенесут такой позор их наследники…
— Какие наследники, Крейн? Повешенным баронам никто не будет наследовать! Помнится, я уже говорил об этом. Я не оставлю памяти о них: ни гербов, ни имени.
— Зачем вы это делаете, Ваше Величество?
— Чтобы родственники и вассалы остальных баронов, желая сохранить своё имущество и свои права, хватали за руки своего сюзерена всякий раз, когда он вздумает предать. Это одна причина. Лично мне не нужны конфискованные земли, как не нужны они и Короне, но героев этой войны мне надо как-то награждать. Это вторая причина. Почёт и слава — хорошо, но и земля — совсем неплохо, барон.
«— Съел, интриган? Топай, жалуйся своему Совету, что мы вдвоём с королём обхитрили всю вашу неуравновешенную банду».
«— В чём же мы их обхитрили, Капа?»
«— А во всём! И пусть не лезут, сир! На нас где сядешь, там и слезешь! И вообще…»
Но что — «вообще», Капа так и не сказала. Забыла, наверное.
— Извините, господа, я устал. Если нет ничего срочного, что вам необходимо обсудить со мной, я хотел бы немного отдохнуть, — король откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. — Не обращайте внимания на меня, пейте, ешьте, и не стоит шептаться: говорите нормальными голосами. Кому надо уйти — я не задерживаю, кто хочет остаться — вы мне не мешаете…
После присяги следовало устроить народу праздник, но недавнее побоище у стен города, как и предшествовшие ему бои за Храмы, не настроили Василия на народные гуляния. Да и самочувствие у короля оказалось совсем не радостным, несмотря на ещё одну победу. Он был совершенно разбит физически (сказывались последствия ранения), измотан духовно (огромное число погибших при его, Василия, участии давило на совесть короля), и разговор с Крейном о судьбе пленных только ухудшил внутреннее состояние Василия, потому что подтолкнул его к решению, принять которое король был ещё не готов. Смертная казнь пленных по одному только его слову, без показной постановки со справедливым судом, ещё не состоявшаяся, но уже неизбежная, легла дополнительным грузом на неспокойную совесть короля.
Он не хотел, не имел права не только перекладывать этот груз на чужие плечи, но и просто делить его с кем-либо. Он стал королём, и был от того несчастен: слишком быстро переменилась его жизнь, сознание не успевало за этими переменами. Главное — менялся его характер, и новая личность, жёсткая, неуступчивая, непоколебимой твёрдости, в которую превращался недавно такой бесхарактерный, бесхребетный Василий, пугала его самого. Пугала, но и нравилась ему всё больше и больше. А эта личность была убеждена, что король может, если есть у него такое желание, разделить с кем-то из подданных его, подданного, ответственность. Но свою, королевскую, нести может только он сам: этот груз — обратная сторона огромной власти, сосредоточенной в руках короля.
«— Опять хандра, сир?»
«— Опять, Капа, опять. Я выполню своё решение и повешу изменников. Я чувствую, что это правильно, что нельзя поступить иначе. Но сомнения не оставляют меня, Капа. Кто я такой, чтобы распоряжаться чужими жизнями? По какому праву я стал королём и поднялся над законами человеческого общества? Сколько крови! Сколько жизней! Почему я должен заниматься всем этим?»
«— Я тут порылась в Вашей памяти, сир, и нашла кое-что интересное. Вряд ли Вас случайно выбрали в короли. Помните, Византия, Восточная римская империя? Правили там басилевсы — такие себе императоры. Басилевс, василевс, Василий… Вы не находите, сир, некоторого сходства Вашего имени и титула императоров Византии? Даже имя говорит, что Вы на своём месте. Я не говорю уже о делах: за девять дней Вы освободили от Масок целое королевство и теперь — король Скиронара. Сомнения, сир — это нормально. Было бы хуже, если бы Вам было всё равно. Сомнения помогают отыскать верное решение. Они — Ваша страховка от самодурства и глупости. Даже признак ума, если хотите. Скажите, сир, Вы снова ноете, чтобы подразнить меня?»
«— Я не ною, Капа, я тихо скулю от страха перед тем человеком, в которого превращаюсь, и тем одиночеством, на которое он обречён: каждое новое моё решение всё больше отдаляет меня от окружающих меня людей…»
«— И гномов, сир. Но у Вас ещё есть я! И есть ещё Гром, привязанный к Вам от души. И будет любовь народа, который Вы спасёте от незавидной доли — стать пустоголовыми. Вы никогда не будете полностью одиноки, поверьте мне, сир!»
«— Спасибо, Капа, за сочувствие. Эх, знать бы наверняка, что я не ошибаюсь и, убивая немногих, спасаю множество жизней…»
«— Будущее, сир, покажет. Доверьтесь королевской интуиции, которая ещё не разу Вас не подводила, и положитесь на призвавших Вас богов Соргона, или кто там Вас призвал: Вас не оставят без совета и помощи».
«— Только это мне и остаётся!» — ответил король и открыл глаза.
В кабинете ничего не изменилось, разве только ушёл Крейн: Совет ждал своего лидера с информацией о пленных. Остальные: Эрин, Бальсар, Астар, Брашер и Бушир потягивали потихоньку винцо и ждали дальнейших указаний Василия. Праздным их поведение мог посчитать только сторонний наблюдатель, но не король, планы которого, изложенные ещё до присяги, уже выполнялись, и первые результаты вот-вот должны были проявиться.
Бальсар ещё днём встретился кое с кем из местных строителей, и ждал теперь приглашения на созываемое ими собрание магов-зодчих и архитекторов Скироны, чтобы организовать строительство крепостей на границах с Хафеларом и Аквиннаром.
Астар с Готамом подготовили черновой план мобилизации, и военный министр (Василий уже утвердил назначение барона) обещал с утра доложить королю его уточнённый вариант. Готам всё ещё находился в палатке, и военные чины Скиронара толпились у её входа, ожидая приёма у раненого начальства.