— Да, господин. Род умеренно знатный и не особенно древний, к тому же в конец обедневший. Отец его…

— Оставь эту чушь и принеси досье Джолли! — оборвал патронатор. — Биография теньма ни малейшего значения не имеет даже для него самого.

Адъютант отрицательно качнул головой.

— Четырнадцатый — наилучший среди теньмов. Государь выбирает его только для самых важных поручений.

— Зато Джолли всего лишь музыкантик. Императору захотелось вдруг послушать какой-то из его, и только его наигрышей, поэтому государь и послал за Джолли того порученца, который привезёт его быстрее остальных.

— Хорошо, если так, — хмуро ответил адъютант. — Но не нравится мне, что опальный придворный уже лет пять ни вас не навещал, ни к себе не звал.

— Мне тоже. Поэтому поторопись с досье, — велел патронатор и вернулся в кабинет.

Папку принесли ровно через две минуты. Патронатор движением руки отослал секретарей и с угодливым поклоном развернул на столе досье. Но превосходство над высшими теньму тоже безразлично. От страха патроанатору скручивало желудок. У предвозвестника нет ни крупицы людских чувств, он похож скорее на робота или даже на восставшее из гроба умертвие, чем на живое существо.

Теньм мельком глянул на фотографию Джолли, перелистнул страницу досье и патронатору скрутило желудок ещё сильнее: придворный женился на местной простолюдинке. Чёртов музыкантишка!

— Тут написано, — сказал предвозвестник, — что у супруги Джолли двое детей от первого брака. Диирн дал им свою фамилию.

— Такое случается нередко, предвозвестник, — осторожно ответил патронатор.

— Да, но почему они живут в инвалидском посёлке?

— Позвольте взглянуть, господин мой предвозвестник? — с поклоном и всем возможным почтением спросил патронатор.

Теньм придвинул досье, кончиком карандаша показал нужную строчку.

«Да что же его ничего не цепляет? — тоскливо подумал патронатор. — Ни девки, ни парни, ни стол с деликатесами, ни преклонение… Деньги и наркотики тоже безразличны. Есть в этом люде хоть что-то живое? Или правду говорят, что теньмы живут лишь чувствами своего господина, а в его отсутствие становятся подобны мертвецам? Похоже, всё так и есть».

Патронатору стало ещё страшнее, хотя, казалось бы, дальше пугаться уже некуда.

Но предвозвестник ждал ответа.

Патронатор осторожно перелистнул страницу досье.

— Ах, вот в чём дело… Видите ли, предвозвестник, женщина не ссыльная, а поселенка. Она добровольно поселилась в Гирреане, чтобы не оставлять без присмотра дочь-инвалидку.

— Но ведь для таких детей есть интернаты! — не понял предвозвестник.

— Да, господин мой. Но примерно в пятнадцати процентах случаев родители не желают подписывать отказной лист и приезжают в инвалидские посёлки вместе с детьми. Как правило, такие люди остаются здесь и после совершеннолетия увечных отпрысков. Тех, кто жил в посёлках для калек, в большом мире встречают без особой приветливости, даже если они совершенно здоровы. Считается, что многолетнее соприкосновение со скверной калечества превращает их в таких же проклятых, как и сами увечники.

— Но сын этой женщины… — с запинкой сказал предвозвестник. — Он ведь не калека, а нормальный мальчишка. Зачем она притащила его сюда?

— Поселенцы в таких случаях говорят, предвозвестник, что пусть их дети лучше умрут гирреанцами, чем живут предателями.

— Что?! — с яростью переспросил теньм.

Перепуганный патронатор рухнул на колени, скрючился в чельном поклоне.

— Так говорят поселенцы, предвозвестник! Это не мои мысли. Я всего лишь повторяю их слова, предвозвестник.

Теньм не ответил, невидяще смотрел в досье.

Поселенцы. Родители, которые соглашаются ехать даже в такое гиблое место как Гирреанская пустошь, но не хотят расставаться с детьми-калеками. Люди, которые продолжают любить тех, кого коснулась скверна увечья, и тому же учат своих детей.

Невозможно.

Но именно так и было.

Когда Беатрису, сестру теньма, сбил лётмарш, родители отправили девчонку в интернат и больше ни разу о ней не вспоминали, словно никакой дочери в семье нет и никогда не было. И правильно делали, — скверна калечества одного не должна касаться других.

А теперь оказалось, что есть люди, которые думают иначе.

«Брачный союз Джолли удачен, — выцепил взгляд теньма строчку досье. — Супруги живут во взаимной любви, превосходно исполняют родительские обязанности и находят ответную любовь и уважение со стороны обоих детей».

Теньму припомнился вдруг собственный отец — вечно пьяный и злой. Усталая, всегда готовая сорваться в истеричный крик мать замазывает трелговым кремом синяки, обычный результат любого супружеского разговора. Старшие брат и сестра с утра пораньше удрали на улицу, а шестилетний Клемент настороженно смотрит на родителей из закутка между шкафом и большим тяжелым креслом, единственным, что осталось от богатства и знатности предков.