Вдруг кюна Хёрдис подняла голову и резко втянула ноздрями воздух. Женщины умолкли, кто-то бросил взгляд на очаг – не горит ли что-нибудь. Но кюна не смотрела туда. Поднявшись с места, она прошла в середину палаты, к ясеню. Положив ладони на ствол, кюна подняла голову к кровле, куда уходил могучий ствол, закрыла глаза. Регне толкнул Эйнара, бросил взгляд на Ормкеля, и оба разом замолчали. В гриднице стало тихо, даже увлеченные игрой Кетиль и Гранкель подняли головы от доски.

А кюна Хёрдис прижалась лбом к стволу, замерла, прислушиваясь к чему-то далекому. Потом она медленно повела пальцами по рунам, поясом врезанным в кору ясеня на высоте груди взрослого человека. В недавний Праздник Дис руны были окрашены свежей жертвенной кровью и заметно темнели на коре. И гул ветвей ясеня над крышей казался значительным и громким, несущим тайные вести, понятные одной только кюне Хёрдис.

Наконец кюна отошла от ствола, посмотрела на свои ладони, словно на них должны были отпечататься тайные руны.

– Госпожа моя! – вполголоса окликнул ее Торвард конунг. – Что ты услышала?

Кюна медленно перевела взгляд на сына, непонятно усмехнулась.

– Ясень поймал вести, – сказала она. – Вести летят по ветру. Не скажу, добрые это вести или дурные. Кому как покажется.

– Ты, госпожа моя, изъясняешься, как вельва сквозь сон! Но я-то не Один и таких темных речей не понимаю! Не скажешь ли ты твоему неразумному сыну, что ты имеешь в виду?

– Скоро ты все будешь знать, мой сын. И вести принесет тот, кого ты давно не видел.

Торвард озадаченно потер шрам на щеке:

– Мало ли кого я давно не видел?

– Пусть она пойдет и откроет дверь гостье! – вдруг приказала кюна Хёрдис и указала на Эйстлу, сжавшуюся в комочек возле Эйнара.

– Я? – Эйстла вздрогнула от неожиданности.

Даже ее голос, такой звонкий обычно, сел и охрип от испуга. Ормкель нахмурился. Он и не заметил в полутьме, что его негодная «хюльдра» опять пробралась в мужскую половину.

– Иди. – Кюна кивком послала Эйстлу к дверям.

Эйстла медлила, разом растеряв всю свою храбрость. Эйнар подтолкнул ее локтем, и она встала.

Медленно, как будто выполняя непонятное и пугающее священнодействие, Эйстла пошла через длинную палату к выходу в кухню. Десятки глаз следили за каждым ее шагом. Эйстла подошла к двери, боязливо оглянулась назад.

– Открой, – велела ей кюна.

Эйстла налегла плечом на дверь, толкнула ее наружу. Ей казалось, что за этой дверью лежит какое-то неведомое темное царство.

Но, конечно, за дверью была кухня, знакомая ей с рождения. Рабы, занятые своими делами вокруг кухонного очага, подняли головы. Кюна новым кивком послала Эйстлу дальше. Девушка пересекла кухню, опасаясь, не пошлют ли ее на двор, за ворота. А этого ей совсем не хотелось. Уже совсем стемнело, от ворот, должно быть, видно, как горят багровые тучи искр, вылетающие из Дымной горы, где работает в своей кузнице одноглазый бергбур…

Налегая плечом на тяжелую дверь, Эйстла открыла ее и замерла на пороге, глядя в темноту. Все смотрели туда же поверх ее головы. Стояла тишина.

И вдруг яркая звезда пала на широкий двор прямо с небес. С визгом Эйстла бросилась назад и мгновенно оказалась за спиной Эйнара. По кухне и гриднице промчалась волна, все вздрогнули, ахнули. И вдруг Торвард конунг радостно вскрикнул:

– Регинлейв!

Вскочив с места, он в несколько прыжков пересек гридницу и кухню и в дверях встретил ночную гостью. Это какое-то чудо – еще никогда она не заходила в дом! После их беседы в Медном Лесу, больше похожей на ссору, он, поостыв, стал опасаться, что она больше к нему не придет. А покровительство валькирии было ему нужно, особенно сейчас, когда сила руна Нужда в его судьбе начала таять, но еще держится, а сила руны Конь подталкивает его к движению, но не открывает, чего же ему ждать.

– Регинлейв! – изумленно повторял он, взяв Деву Битв за руки и вводя в дом. – Ты пришла! С чего вдруг такая честь? Пиры у нас уже кончились, а битвы вроде бы пока не видно…

– Это пока! – многозначительно пообещала Регинлейв. – А дальше – поглядим!

Опомнившись, Торвард повел ее в гридницу и даже усадил на собственное почетное сиденье. Челядь догадалась подкинуть побольше дров, отблески пламени заплясали на ступеньках престола, заблестели в колечках кольчуги на груди валькирии. Во всем ее облике было заметно возбуждение: черные кудри круче свивались в волны, щеки горели румянцем, как багряная вечерняя заря, обещающая грозовой день, глаза блестели молниями.

– Откуда ты? – спросил Торвард. Ее рука сегодня казалась ему горячее обычного. – Ты как будто прямо с пира!

– Тебе кажется, что я навеселе? – Регинлейв звонко рассмеялась. Подняв руку, она с удовольствием слизнула с запястья длинный темно-красный подтек. Сидевшие поблизости заметили, что такими же густыми красными каплями обильно забрызганы ее руки и кольчуга на груди. – Да, я пьяна от жертвенной крови! Я прямо с пира прилетела к тебе, и этим пиром правил Хеймир конунг! Он давал пир в честь своего сына Эгвальда ярла! Знаешь ли ты о том, что сын Хеймира конунга, Эгвальд ярл, собрался в поход на тебя?